Мышь растерянно моргала. Картинка из отрывочных и противоречивых фрагментов у нее не складывалась, она не могла определить, что из сказанного правда, что сказка, что шутка, а что всерьез. Мыслительная работа некоторое время отражалась у Мыши на лбу. Наконец, она что-то для себя решила. Вероятно, подумала, что Илан незаконнорожденный потомок какой-нибудь царской ветви, среди генеалогии которой черт ногу сломит. Это было понятно. Это было даже, в какой-то мере, нормально, обычно и все объясняло. Мышь перестала морщить лоб, встряхнула по своей привычке фартук и спросила:
- Работа на сегодня еще будет?
- Разумеется, да. Всю новую посуду и стекляшки из ящика со стружкой перемыть и подготовить к работе. Перегрузить автоклав. Стружку собрать и вынести в большую печь к легочным больным, в нашей алхимичке от нее будет больше грязи, чем тепла...
Опять постучали в дверь. Другой фельдшер из приемного.
- Доктор Илан, вы в город не сходите? Пришел человек, говорит, к лежачему больному, из тех объяснений, что я понял, абсцесс на плече нужно вскрыть.
- Схожу, - сказал Илан. - Мышь, готовь набор для малой хирургии, чистый бикс с салфетками, обезболивание. Ты останешься, я сам. Здесь прибраться надо.
А что делать, если развеселил Гагала пьяным грибом? Гагал сейчас идет спать или радостно думать о новой методике, если не забудет прикладываться к бутылочке со спиртом, плохо ему не будет. Наоборот, будет хорошо. А Илан вместо него отправляется резать и бинтовать. Вот интересно - Гагал микроскоп по памяти собирал, или чисто интуитивно? Если первое, то где видел? Если второе, то завидно. У Илана подобных талантов нет. Есть, правда, другие, но...
Снег на мостовых Арденны к ночи смешался с дождем. Лучше бы просто оставался снегом. Со снегом было теплее и чище. Провожатый ждал Илана у главного входа, привалившись к колонне. Крупный и грузный мужчина. В возрасте, если судить по отсутствию легкости в движениях. Он был закутан по самые глаза в черную шерстяную ткань, то ли одеяло, то ли отрез, из которого так и не сподобились сшить нормальный плащ.
- Вы знаете, что вызовы в город оплачиваются в госпитальной кассе? - спросил его Илан.
- Я дал денег кому-то из служащих, - хриплым посаженным голосом отвечал провожатый и закашлялся.
- Далеко живете?
- В Старом квартале.
- Хорошо, идите впереди.
Они прошли участок примерно в четверть лиги с тротуарной брусчаткой. Свернули вбок от главной дороги, отсюда к жилым кварталам вели кривые ступеньки из плитняка. И тут случилась неожиданность. На пустой ночной улице в темном провале меж далеко отнесенных друг от друга фонарей провожатый внезапно развернулся к Илану и приставил тому к груди прямой солдатский меч, который до этого прятал под складчатым балахоном. Протянул Илану шейный платок.
- Завязывай глаза, доктор, - велел он. - Я тебе не причиню вреда, если будешь слушаться.
Не то, чтобы Илан был безрассудным смельчаком или, наоборот, дрожащим трусом. Можно было сейчас вспомнить хулиганское прошлое в Болоте, извернуться и сделать какую-нибудь глупость. Илан видел, что пожилому одышливому человеку довольно тяжело даются развороты с оружием. Скорости нет совсем. Но Илан прежде спросил:
- Вам правда нужна медицинская помощь, или вы так, ночными грабежами промышляете?
- Помощь очень нужна, давай скорее, - в голосе у провожатого звучала настоящая тревога.
Илан взял платок и завязал себе глаза.
Где его крутили и водили по раскисшей под дождем снежной каше, честно не подглядывал. Грузный человек крепко держал его под локоть одной руки, а другой Илан ловил сползающую с плеча медицинскую сумку. Все равно плутали они недолго. Провожатый торопился. Задерживался только чтоб оглянуться - не видит ли кто их странные похождения. Посмотреть следовало. Джениш с Аранзаром вполне могли идти следом. А могли и не идти. Госпожа Мирир сегодня с Иланом поговорила, в слежке логично было бы объявить перерыв. Дать Илану кредит доверия: сам приди в префектуру и сознайся, в чем грешен, видишь же - к тебе пока относятся хорошо.
Наконец, вошли в какую-то подворотню, Илан споткнулся о покосившиеся ступени крыльца, проскрипела дверь, за дверью с него сдернули платок. В доме пахло старьем и стариками, сыростью, ветошью и средством от клопов. Тем, чем обычно пахнет Старый квартал. В полутьме перед Иланом была крашеная деревянная лестница с крутыми ступеньками, сверху на площадке горела тусклая лампа.
- Быстрее, доктор, время дорого, - поторопил провожатый и даже подтолкнул Илана в спину, чтоб поднимался по скрипучей лестнице быстрее. Недоплаща своего сбрасывать не стал, так и остался скрытым от глаз.
Пациент лежал на двух составленных вместе топчанах, покрытых ватными одеялами, когда-то богатыми, из узорного шелка, нынче же засаленными, пятнистыми и пахнущим старым чуланом. В комнате горели две жаровни на медных блюдах, почти без дыма. В одной на треноге над углями грелся чайник. Рука больного была перевязана и зафиксирована шиной, чтобы он не шевелил ею. Профессионально наложенная повязка, строго по арданской школе. На бинтах на ладонь ниже плечевого сустава расплывалось желто-бурое пятно. Илан видел, что он не первый, кто посещает страдальца. Интересно, куда делся предыдущий доктор. Уволен за врачебную ошибку, или убит и сброшен в сточную канаву после того, как исполнил свой долг.
И, что самое скверное, Илан этого пациента знал. Перед ним был Номо, бывший инспектор все из той же арданской префектуры. Из самого первого набора инспекторов, который переформировали довольно быстро. Номо тогда сам ушел. Кажется, не справлялся с новыми задачами по новым правилам, или что-то вроде того. Или его уволили, точно Илан не помнил. Номо еще водил не те знакомства, это тоже сыграло роль. И был родственником проштрафившегося перед новыми властями инспектора Адара. Впрочем, думать особенно было некогда. Номо приподнял голову с подушки, мутно поглядел на наклонившегося в нему Илана и проговорил:
- Док... тор Наджед?..
- Извини, я не Наджед, - покачал головой Илан.
- И... правда. Голос другой...
Переделывать чужую неудачную работу всегда в разы тяжелее, чем сразу делать свою. Илан попросил чайник с жаровни и стул или столик под инструмент, попутно парой фраз объяснил стоявшему за спиной сопроводителю и подошедшей из соседней темной комнаты женщине, что думает о работавшем до него хирурге. Хоть и нехорошо было комментировать коллег. Тот зондировал рану вместо того, чтобы раскрыть ее и почистить. Что-то, может быть, вынул, но самого главного не нашел. Возможно, потому, что тоже работал под угрозой гвардейского меча. А, может, по собственной тупости. Мог и лишнее в рану добавить, кто знает, что у него были за руки, и что за инструмент. Потом этот горе-лекарь наложил тугую повязку с лекарством, которое, по его мнению, должно было вытянуть заразу и ускорить заживление. То, что металлический наконечник от самострельного болта, уткнувшийся в кость и вошедший в нее, никакое лекарство не вытянет и зонд не достанет, ему было неочевидно. Илан не задавал вопросов, что и когда случилось с Номо. Вообще ничего не спрашивал. Все и так было как на ладони. По времени ранение совпадало с трагедией на ходжерском корабле. Если Номо был там, не о чем и спрашивать. Илан этих историй выслушал полсотни. От каждого, кто поступил в госпиталь. Почему Номо не поехал со всеми, если был на том корабле, и что за тайну представляет из себя место его нахождения - бог весть. Некоторые не любят, когда решают за них, и думают, что они умнее, что справятся сами, своими малыми силами. Уходят, практикуют самолечение и прочие негодные средства, зовут на помощь шарлатанов или вовсе колдунов. Видимо, находят в этом какой-то смысл. Возможно, в их глазах и в их обстоятельствах он даже опасно напоминает здравый.