Нет, зеркало на стене висело, как зеркало. И Илан не был дикарем, встречался он с ходжерскими зеркалами и раньше. Только не в Арденне, где каждый или почти каждый мог увидеть, насколько Илан похож на того, на кого похожим лучше не быть. Почему он раньше этого не замечал или не придавал значения? Как он ходит по госпиталю и по улицам, у всех на виду? Наверное, все это потому что госпожа Гедора тоже похожа на своего отца. А он, Илан, похож на госпожу Гедору. И на все семейные портреты, аккуратно вынесенные во флигель и запертые там в пустой комнате. Может быть, люди видят, в первую очередь, другие семейные связи. Но не сами Илан.
А хорошо его спросили вчера - кто отец. Как, интересно, кир Хагиннор объяснил государю Аджаннару, что отец Илана, дед Илана и арданское чудовище, дважды топившее Арденну в крови, и чуть не утопившее в третий раз, - один и тот же человек, которого он, Илан, намеренно убил. А теперь видит в зеркале. От него никогда не отвяжутся призраки прошлого, потому что он сам призрак кровавого и смутного безвременья. Свои собственные долги худо-бедно отработать можно. Долги перед всем миром, которые показало ему зеркало - никогда. Стоит ли вообще стараться...
- Доктор Илан, ну-ка, пойдемте...
Дежурный по приемному, доктор Никар, человек большой и добрый, взял Илана огромной ладонью под мышку и почти внес в приемный покой. Посадил на застеленную свежей простыней кушетку, сунул под нос нашатырь, расстегнул ему пару верхних пуговиц на кафтане.
- Нельзя совсем не спать, - наставительно произнес он. - Даже если много работы. Нам хватает пациентов и без вас. Сходите, вон, в зеркало за дверью полюбуйтесь: на себя непохожи...
Доктор Никар не умел выглядеть строгим, даже если очень старался. Он смотрел на Илана сверху вниз обеспокоенно, и все равно улыбался. Он видел перед собой только доктора Илана, которого вернули из адмиралтейства в середине ночи, утром у которого была назначена операция, и который не умеет рассчитывать свои силы.
Илан встряхнулся. Хватит бредить наяву. И правда ведь устал, какие еще могут быть объяснения...
- Все нормально, - сказал он. - Спасибо, доктор Никар, я пойду.
- Знаю я эти ваши нормально, молодые люди. Нельзя объять необъятное, но вам пока невдомек. Хотите грохнуться в обморок за операционным столом? И кому вы поможете, если загоните себя до беспамятства? Идите спать, я сообщу доктору Наджеду, что он слишком сильно вас загружает!
Илан хотел возразить, но доктор Никар, бывший родом откуда-то из южного Таргена, и в разговорах о жизни любивший подчеркнуть, что он из мирных землепашцев, которые тянут плуги наравне с волами, снова взял его под мышку и поволок отдыхать, сказав:
- Я провожу.
Единственное, что удалось Илану - перенаправить доктора Никара с курса во флигель на курс в лабораторию. После доктор Никар сделал еще одно "доброе дело" - застращал доктора Наджеда. Илан присел в приемном кабинете к столу, подсунул ладонь под расстегнутый Никаром кафтан на груди и пытался нащупать, что там, внутри, происходит. Кожа до сих пор была холодной и липкой от испарины. Думал Илан о том, что теоретически, так можно и свихнуться. А острые психозы, действительно, лечатся сном.
У скрипучей кабинетной двери была тысяча интонаций, она звучала в зависимости от того, кто и с каким намерением входил. Доктора Наджеда она в этот раз впустила с резким писком придавленной мыши. Или Мыши, то и другое звучало бы примерно одинаково. Илан принял твердое решение сегодня же смазать петли. Скрип предупреждал его о входящих, когда он сам был в лаборатории, раньше это казалось удобным. Но лучше уж повесить колокольчик. Ездит по ушам невыносимее, чем нож по стеклу.
Доктор Наджед, вернее, госпожа Гедора, которая испугалась за сына, схватила Илана сразу за обе руки. С сердцебиением уже все было более-менее, но она стала рассматривать запястья повернув руки Илана к свету - искала следы от нитораса.
- Мам, ты что, - удивился Илан. - Ты за кого меня принимаешь. Я просто...
"Зеркала испугался" Илан договаривать не стал. Глупо признаваться.
- Я отложила твою операцию, - сказала она. - Там же нет ничего срочного?
- Опухоль удалить, - сказал Илан, поправляя вздернутые ею рукава. - Тянуть тоже не надо бы. Я сейчас посижу немного, вернусь и сделаю.
- Чаю сладкого попей, - сказала госпожа Гедора, слегка успокоившись. - Бледный, как снежное чучело. Никар на меня ругается, говорит, я тебя довела... Так что всё. Не нужно ничего сегодня делать. Свободен до завтра. Если случится что-то срочное, я сама подойду.
Она погладила Илана по плечу, кивнула и собралась уходить, но черт дернул его за язык.
- Мам, - сказал он, - я правда на него очень похож?
Она остановилась на полушаге.
- Какие странные и страшные вещи у тебя, оказывается, в голове, - проговорила госпожа Гедора, медленно разворачиваясь обратно к Илану. Положила одну ладонь ему на темя, вторую на грудь и слегка нажала, толкнув от себя. - Вот этим люди отличаются. Только этим. Кому какая разница, как ты выглядишь? У тебя правильная умная голова и теплое живое сердце. Помни это и никогда не думай, что он, безумный и бессердечный, для тебя что-то определяет. Ты нисколько на него не похож, и поэтому я тобой горжусь.
Через мгновение она растрепала ему волосы, Илан перехватил ее ладонь и дотронулся до худых сильных пальцев губами. Улыбнулся впервые за утро. Не так все было просто, как ему сейчас сказали. Но одно утешает - если он таки свихнется, до корпуса с умалишенными рукой подать, и там его, может быть, даже вылечат.
В лаборатории снова не оказалось ни сахара, ни Мыши. Что странно, потому что Илан пребывал в уверенности - и сахар есть, и Мышь спит в чулане на сваленных там старых диванных подушках, оставшихся от тех времен, когда госпиталь был еще Дворцом-На-Холме. Сахара Илан занял у соседей, воду в чайник слил из автоклава. Почти успокоился, только отсутствие Мыши ему не нравилось. Ее следовало наказать серьезно еще за вмешательство в историю с Адаром. Илан этого не сделал. И она, как водится, снова решила, будто ей позволено больше, чем другим. С другой стороны, если ты живешь в нижнем квартале и состоишь в какой-нибудь банде или выживаешь вместе с большой семьей, принцип "наших бьют" не предполагает размышлений, кто, за что, и насколько справедливо. Сначала нужно спасать своих, а потом, если будет нужда и возможность, смотреть, в чем была причина. Это впитанные с младенчества инстинкты. Они не преодолеваются воспитанием. Их можно только сдерживать, и таким искусством Мышь пока не владела. Но попытка порвать за Илана таргского императора - это лежит уже слегка за гранью добра и зла. У кого собаки цепные, а у нас - Мышь...
Вчера на ужине в губернаторской резиденции Мышь съела раза в три больше, чем Илан, и еще набрала с собой пирожков пол госпиталя накормить. Подававший блюда лакей, изогнув бровь и скосив глаза, наблюдал, как Мышь уминает суповой ложкой с фарфоровой золоченой тарелки все, что ей ни положи. Видимо, тоже любопытствовал, сколько же в нее влезет. Менять себе тарелку вместе с блюдом она не позволяла, видимо, полагая, что посуду отберут навсегда и прекрасный ужин будет закончен. Илан твердо пресек этот спектакль, только когда ей хотели налить вина. Казалось бы, спи и спи после такой трапезы. Тем более, что начальник в раздумьях после произошедшего вчера и не торопится будить, потому что не знает, что ей сказать про все это. Но нет. Опять смылась по своим делам без разрешения. Пирожки пошла раздавать, что ли...