— Верно. Можно отправить гонца в Орфор, наверняка он что-то натворил там, и мы сможем получить основания для того, чтоб удержать его в тюрьме подольше, и пригрозить, что отправим его обратно для получения наказания. Но это долго. Сделайте так: подошлите к его знакомцам наших людей, пусть те выболтают им побольше. Я должен знать, какие слухи он распускает по городу. Тогда я смогу прижать его, а пока узнайте, привезли ли ещё кого-нибудь из нашего списка.
Дворцовый колокол уже известил о наступлении первой стражи, а долгожданных вестей от Гаспара всё не было. Ещё несколько несчастных книжников отправились на ночёвку в камеры Серой башни, а из их домов возвращались сыщики с донесениями, что при обыске не нашли ничего подозрительного. Троих из списка так и не смогли разыскать, потому что либо по указанным ими адресам их не было, либо они никому не сообщили, где остановились.
Марк стоял у окна в своём кабинете, задумчиво глядя на улицу, где наливалось чернотой ночное небо. Пока все его усилия не увенчались успехом, и оставалось ждать дальнейшего развития событий, которые, быть может, дадут новую подсказку.
Уже было совсем поздно, когда в дверь кто-то поскрёбся и на пороге появился молодой сыщик Люсьен Демаре, лишь недавно принятый на службу. Он пока не делал особых успехов, и, кажется, барон вызывал в его душе священный трепет, поскольку он испуганно замер на пороге, не решаясь пройти дальше.
— Что скажешь? — устало спросил Марк, посмотрев на него.
И парень начал сбивчиво объяснять, что ходил по тавернам, чтоб услышать сплетни, которые мог распространять Лягушонок. Он вконец вымотался, ничего не нашёл и завернул в трактир, который держит его мать, чтоб поужинать. Там он и услышал, как одна из служанок ругает Беренгара и говорит, что молодой король предал память отца, сдавшись алкорцам.
— Только вы не подумайте, что в этом замешана моя мать! — воскликнул юноша. — Она честная женщина и искренне любит нашего короля, всё восхищается, какой он ладный красавец, и ходит ко всем его официальным выездам, чтоб покричать ему благословения и помахать руками. Она и Сюзетту всё время одёргивала, только эту злую девку разве заткнёшь! Я и стал её расспрашивать, а потом сказал, что сдам её тайной полиции. Ну, она перепугалась и выложила, что ей дал серебряную марку господин Пико и велел ругать короля. Я приказал ей сидеть на кухне и ждать, а сам прибежал к вам. Она, наверно, до сих пор сидит там в углу за очагом и ревёт.
— Молодец, — кивнул Марк без особого энтузиазма. — Что ещё ей велел рассказывать Пико?
— Ну, про его сиятельство маркиза Делвин-Элидира, что он тоже предал Сен-Марко, и про вас.
— А про меня что?
— Ну… — замялся Люсьен.
Марк прищурился.
— Он говорил что-то обо мне и моей жене?
— Ну, да. И про мальчика, вашего пасынка.
— Вот оно что, — барон усмехнулся и, пройдя мимо юного сыщика, одобрительно похлопал его по плечу и вышел из кабинета.
Он спустился по винтовой лестнице и, миновав первый этаж, углубился в казематы подземной тюрьмы.
Пико в это время сидел в своей тёмной камере возле стены и слушал, как где-то капля за каплей стекает с потолка вода. Он обдумывал ситуацию и свои дальнейшие действия, когда услышал в коридоре шаги. К решётке его камеры подошел барон де Сегюр, а сопровождавший его тюремщик вставил факел в кольцо на стене, долго звенел ключами, отпирая решётку, а потом молча удалился. Барон вошёл в камеру и остановился в паре шагов от Пико. Тот поднялся, вытирая грязные руки о полы камзола.
— Пришли заключить сделку или сообщить о том, что выпустите меня? — усмехнулся он.
— Ты не выйдешь отсюда, — негромко проговорил барон и, шагнув к нему, взял его за горло рукой, затянутой в перчатку. Рука поднялась вверх, и Пико с ужасом почувствовал, как его ноги оторвались от пола и повисли в воздухе. — Что ты там говорил о моей жене? Ну-ка, повтори!
— Я не знаю о чём вы! — прохрипел Пико попытавшись вырваться, но не решаясь сопротивляться. — Я ничего о ней не говорил!
— А девица Сюзетта утверждает, что говорил. И о жене, и о моём пасынке, и обо мне. Значит, это я убил Монтре, да? Ты это видел? Или тебе кто-то сказал? А вдруг это правда?
В глазах Пико мелькнул ужас.