У него было мрачное лицо.
— Вы должны благодарить вашу счастливую звезду, что я взял его. Иначе вас не было бы в живых уже на другое утро. Я не привык, чтобы меня припирали к стенке, — а в этом деле, дорогая моя, на карту поставлена моя репутация.
— Что же вы хотите теперь от меня? — Она пыталась скрыть страх.
— Только узнать, кто был вашим сообщником, как вы узнали про это письмо, и быть уверенным в вашем молчании. И всего этого я надеюсь достичь наиболее доступными и надежными средствами, которые удовлетворили бы вас.
Его улыбка была заискивающей, но глаза смотрели холодно и беспощадно.
— Как вы узнали, что я спрятала бутылку?
— Простейшее из всех возможных мест, дорогая, — засмеялся он. — Во времена «сухого закона» мы, яхтсмены, всегда прятали спиртное в баках для свежей воды.
— Кстати, вернув письмо, вы могли бы не отдавать меня в руки полиции.
— Я не отдавал вас. Я просто заявил о каком-то воре — это я был вынужден сделать. И понятия не имел, что полиция найдет что-нибудь, что наведет их на ваш след. Я думал, что вы достаточно сообразительны, чтобы не оставлять улик.
Последние слова он произнес укоризненно, и она, вспылив, сказала в свое оправдание:
— Это из-за вашей собаки.
— Согласен, это была моя ошибка, — покаялся он. — Я содрогаюсь от мысли, что она сделала бы с вами, если бы напала на вас.
— Ну вот поэтому я и оставила купальное полотенце, — сказала она.
— Было слишком много свидетелей ограбления. И я не мог пойти на попятный после того, как вызвал полицию: я был вынужден идти дальше. И этот ваш проклятый адвокат! Почему вы обратились именно к нему, к этому Перри Мейсону?
— А что такое, почему он вам не нравится?
— Слышал, он чертовски умен.
— Поэтому я и обратилась к нему, а не к кому-то другому.
— Сегодня он меня буквально замучил. Конечно, эти проклятые драгоценности… В то время я и не сообразил, что они. все перечислены в страховом полисе, но как только Мейсон начал меня допрашивать относительно страховки, я понял, что пропал. Если бы я предъявил иск страховой компании, они сразу начали бы расследование, и… словом, я попался, и все тут. Если я теперь не предъявлю список, то буду обвинен в попытке получить деньги под фальшивым предлогом. Страховые компании не любят с этим шутить.
— А что произошло сегодня днем? — спросила она, стараясь тянуть время.
— Окружной прокурор задержал меня еще и после допроса, сказав, что ему не понравились мои ответы и что, если я не буду вести себя более разумно, он вообще прекратит дело. Тогда я вскочил, оттолкнул свой стул и разыграл небольшой спектакль, заявив, что я крупный налогоплательщик и мне должно оказываться большее уважение, что он может прекратить дело, так как это мне совершенно безразлично, что я достаточно насмотрелся на него в суде и знаю, что Перри Мейсон навьет из него веревок, а меня сделает посмешищем, так что мне наплевать на его советы. Потом я повернулся и ушел из их офиса.
— А что теперь? — спросила она.
— Теперь я хочу договориться с вами об условиях.
— Каких условиях?
— Как бизнесмен я должен был бы сказать, что хочу поступить по справедливости, а затем постараться заплатить как можно меньше. Но сейчас я не чувствую себя бизнесменом, скорее кем-то вроде доброго дядюшки, который причинил вред кому-то, кого он по-настоящему любит… Так сколько же?..
— За что?
Он поднял руку и стал, загибая пальцы, отсчитывать:
— За полное перемирие. За абсолютное молчание с вашей стороны в отношении прессы. За имя вашего сообщника и за предание того письма полному забвению.
— Не думаю, что смогу это сделать. По-моему, это нечестно. И у меня не было никакого сообщника. Меня совершенно случайно подобрал какой-то человек в каноэ.
Он пристально поглядел на Дороти, и ей стало не по себе от этого изучающего взгляда.
— Письмо — фальшивка, — внушительно сказал он. — Можете мне поверить. Вам будет легче забыть о нем теперь?
— Откуда я знаю, что это — фальшивка?
— Я вам это докажу.
— Докажите, я вас слушаю.
— Не здесь. У меня нет с собой-даже письма, не только доказательства. Но, если вы дадите мне возможность, дорогая, я докажу, что это самая низкопробная фальшивка. И тогда вам ничто не помешает отнестись снисходительнее ко мне.
Она обдумывала его слова, устало прищурившись.
— И вы заплатите мне деньги?
— Конечно, дорогая, большую сумму… ну, скажем, равноценную причиненному вам ущербу. В конце концов, Дороти, хотя мы с вами не ладим, но я человек, которому можно верить.