Шофер рассказал им, что обычно именно он водит катафалк, и начал развлекать их описанием пышных похорон, в которых на его долю выпала честь везти труп. Сван воспользовался случаем:
— А это не вы, случайно, вели катафалк на похоронах, — так, с неделю назад?
Слева от них, как старинное, ослепительно сверкающее зеркало, лежал среди холмов Лох Экк. На его поверхности не было ни рябинки. Вверху, на поросших хвойным лесом горных склонах, все было неподвижно, вплоть до голых скал на горизонте. Стояла глубокая тишина, у человека перехватывало дыхание от этого одиночества, за которым чувствовалось что-то первобытное, будто эти горы и сейчас еще скрывали обтянутые войлоком щиты.
Шофер молчал так долго, не отрывая больших красных рук от руля, что они решили, будто он не расслышал или не понял вопроса. Потом он заговорил.
— Это мог быть только старый Кемпбелл из Шайра.
— Ну да, — очень серьезно сказал Сван. Это «ну да» было таким выразительным, что Алан и сам невольно чуть не повторил его.
— Я думаю — вы и сами Кемпбеллы, верно?
— Эти двое — да, — сказал Сван, кивая на заднее сиденье. — А я из Мак-Пуфферов, тех, которых иногда называют Мак-Квинами.
Шофер смерил его колючим взглядом, но Сван был совершенно серьезен.
— Я и вчера отвез одного, — неохотно сказал шофер. — Колин Кемпбелл, настоящий шотландец, как я, хоть и говорит, как англичанин.
Он нахмурился.
— Таких нелепостей вы в жизни не слыхали! Безбожник, и самому не стыдно признаваться в этом! А на меня наговорил все, что на язык пришло, — окончательно вскипел шофер, — когда я случайно сказал, что Шайра — все-таки очень загадочное место. А ведь оно так и есть.
Шорох колес — и снова наступила тишина.
— А в чем же дело с Шайра? Привидения?
Шофер угрюмо хлопнул по рулю, будто прикладывая печать.
— Что привидения, этого я не говорю. Не знаю я в чем там дело, но только место это темное, уж точно.
Сван присвистнул сквозь зубы и взял путеводитель. Пока машина, покачиваясь на ухабах, мчалась вперед в золотистых лучах вечернего солнца, Сван нашел главу, посвященную Инверари, и начал громко читать: «Прежде чем главная дорога приведет вас к городу, вы увидите слева замок Шайра. С точки зрения архитектуры он не представляет особого интереса. Здание построено в конце шестнадцатого века, но отдельные его части пристроены позже. Замок можно узнать по возвышающейся в юго-восточном углу круглой башне с конусообразной, покрытой шифером крышей. Эта башня высотой шестьдесят футов является якобы первой частью планировавшегося огромного здания, от постройки которого, однако, отказались. Согласно устным преданиям, в 1692 году, том самом, в феврале которого произошла резня в Гленко…»
Сван прервал чтение.
— Подождите-ка! — сказал он, потирая подбородок. — Я уже слышал об этой резне в Гленко. Помню, когда ходил в школу в Детройте… Черт побери, что с ним? Эй!
Шофер, к которому вернулось хорошее настроение, раскачивался за баранкой, беззвучно смеясь, так, что слезы выступили у него на глазах.
— Что случилось, старина? — спросил Сван. — В чем дело?
— Я знал, что вы американец! — проговорил, задыхаясь от смеха, шофер. — И не спорьте! А вы уже слыхали о моем дядюшке Энгусе Банке — том, что никогда никому не давал денег?
Сван стукнул себя кулаком по лбу.
— Не поняли? Или чувства юмора нет? Он был Б-а-н-к.
— Как ни странно, — ответил Сван, — шутку я понял. И я не американец — я канадец, хотя и учился в Детройте, но если мне сегодня попадется еще один племянник дяди Энгуса, я его убью. Уж об этом я не позабуду. И, пожалуйста, перестаньте хихикать, будьте серьезнее, вы же шотландец.
— Резня в Гленко. Когда-то в школе мы ставили пьесу об этом. Кто-то кого-то вырезал. Не помню уж только: то ли Мак-Дональды Кемпбеллов, то ли Кемпбеллы Мак-Дональдов.
— Естественно, Кемпбеллы Мак-Дональдов, — сказала Кетрин. — Надеюсь, сейчас это уже никого не задевает?
Шофер вытер глаза и, улыбаясь, заверил Кетрин, что ни чуточки. Сван продолжал:
— «Согласно устным преданиям, в 1692 году, том самом, в феврале которого произошла резня в Гленко, Ян Кемпбелл, сражавшийся в рядах Кемпбеллов или Глейнлайонов, терзаемый угрызениями совести, совершил самоубийство, выбросившись из верхнего окна башни и расплескав свой мозг по каменным плитам двора».