— Да?
Доктор Фелл многозначительно посмотрел на Алана.
— По-моему, как раз наоборот: там сказано очень много. Смотрите: Энгус спокойно и беззаботно лег спать. Что бы на него ни напало, оно напало уже после того, как он сделал запись в дневнике и погасил лампу. Чего ради ожидать каких-то необычайных откровений именно в последней записи? Нет, сынок. Собака зарыта здесь. — Доктор быстро, словно колоду карт, пролистал страницы. — В записях, где-то в описании событий этого года.
Фелл угрюмо посмотрел на дневник и сунул его себе в карман.
— Черт побери. — Он топнул ногой. — Другого решения нет. Элспет взяла дневник, прочла его и, поскольку она не глупа, поняла…
— Что?
— Как в действительности умер Энгус Кемпбелл. Она всей душой ненавидит полицию и не доверяет ей, поэтому написала в свою любимую газету, рассчитывая взорвать бомбу. Однако внезапно, когда было уже слишком поздно, с ужасом поняла…
Доктор Фелл умолк. С глубоким вздохом он откинулся на спинку сиденья и потряс головой.
— Знаете, это уж верх всего, — удивленно сказал он. — Право, вершина!
— По-моему, верх всего, — сердито сказала Кетрин, — это то, что вы только задаете загадки, а ничего не объясняете!
Лицо Фелла стало еще печальнее.
— Извините, — сказал он, — что я подвергну ваше естественное любопытство новому испытанию и задам еще один вопрос. — Он посмотрел на Алана. — Несколько минут назад вы сказали, что, пожалуй, можно сделать кое-какие выводы из последней записи в дневнике. Что вы имели в виду?
— То, что эта запись не из тех, что делают люди, готовые покончить с собой.
Фелл кивнул.
— Да, — согласился он. — Тогда что вы ответите, если я сейчас скажу, что Энгус Кемпбелл все же покончил самоубийством?
14
— Я отвечу, — воскликнула Кетрин, — что чувствую себя обманутой. Знаю, что так говорить не следует, но это правда. Вы настолько приучили нас к мысли об убийстве, что другое и в голову не приходит.
Фелл кивнул. Минуту он молча пыхтел своей трубкой.
— Прежде всего, давайте посмотрим, каков был Энгус Кемпбелл. Хитрый, полный горечи усталый старик, немного капризный и очень любящий свою семью. Он разорен, у него ни гроша, его великие мечты теперь уже никогда не осуществятся, и он сам это понимает. Его младший брат Колин, к которому он очень привязан, по уши в долгах. Его прежняя возлюбленная, Элспет, которую он все еще любит, — нищая и останется ею. Легко представить, что Энгус с его сухим, трезвым северным складом ума считал себя только обузой. Человек, от которого никому нет пользы, — тот же мертвец, но Энгус здоров как бык, и врачи страхового общества дают ему еще лет пятнадцать жизни. Но на что, Господи, на что они будут жить до тех пор? Разумеется, если бы он умер сейчас…
Доктор Фелл пошевелил рукой.
— Но если бы он умер сейчас, он должен это сделать так, чтобы его смерть ни в коем случае не могла быть принята за самоубийство, а для этого нужна некоторая ловкость. Ставка огромна: тридцать пять тысяч фунтов, разделенных между опытными, склонными всех подозревать страховыми обществами. Просто несчастный случай не годился. Прыгнуть с утеса, надеясь, что это сочтут за несчастный случай? Возможно, пройдет, но риск слишком велик, а он не имеет права полагаться на удачу. Он должен стать жертвой убийства, заранее обдуманного, с такими уликами, чтобы не могло возникнуть и тени подозрения.
Фелл замолчал. Алан воспользовался случаем, чтобы быстро вставить:
— В таком случае, сэр, я обращу против вас ваши же доводы.
— Да? Каким образом?
— Вчера вечером вы заметили, что тот, кто убивает ради получения страховки, должен сделать все, чтобы убийство казалось именно убийством. Тогда чего ради Энгус хотел покончить с собой так, чтобы это выглядело самоубийством?
— Но ведь он и не хотел…
— Как?
Доктор Фелл наклонился вперед и снисходительно Похлопал по плечу сидевшего впереди Алана.
— Именно так. Он и не хотел этого. Вы еще не знаете, что было в собачьем ящике. Вы еще не сообразили, что поместил туда Энгус. И я скажу вам, — Фелл торжественно поднял руку, — я скажу вам, что если бы не одна-единственная ничтожная непредвиденная деталь, не одна случайность, настолько неправдоподобная, что ее математическая вероятность — всего одна миллионная, никогда не возникло бы ни малейшего сомнения в том, что Энгус был убит. Я уверяю, что Алек Форбс сейчас сидел бы в тюрьме, а страховым обществам волей-неволей пришлось бы раскошелиться.
— Вы хотите сказать, — прошептала Кетрин, — что Энгус намеревался покончить с собой, умышленно навлекая подозрение на Алека Форбса?