Со сла-адким го-олосом…
У Алана был сильный баритон, а у Кетрин красивое сопрано. Комната наполнилась звуками квартета. Тете Элспет, вошедшей в комнату с большой волынкой, могло показаться, что вернулись старые добрые дни.
— Ай-я-яй! — сказала она с укоризной. — Ай-я-яй!
19
Алан Кемпбелл просыпался с трудом. Казалось, откуда-то из поднебесья его душа вселялась в грешное тело. Внезапно ему стало казаться, что он просматривает семейный альбом, где осталось одно лицо, — лицо, которое он где-то видел, и совсем недавно.
Алан проснулся. С трудом открыв глаза, он почувствовал, что опять хватил лишнего.
Откинувшись на подушку, он стал рассматривать щели в потолке. В комнате ярко светило солнце. Голова раскалывалась от боли, в горле пересохло, но все же, как ни странно, чувствовал он себя отнюдь не так плохо, как в первый раз. Неужели он начал привыкать к чертову пойлу? Неужели действие этого коварного яда, если верить листовкам общества трезвости, становится день ото дня все незаметнее? Он попытался что-нибудь вспомнить, но в памяти всплывали какие-то туманные картины, завывания волынки, Элспет, с довольным видом раскачивающаяся в кресле. На душе у Алана было спокойно, ничего страшного, он, вроде, не натворил.
В комнату вошла Кетрин. В отличие от Алана она выглядела виноватой и встревоженной. На ее подносе стояли две чашки черного кофе. Она поставила его на ночной столик и взглянула на Алана.
— Сегодня ты должен был бы принести мне кофе, — сказала Кетрин и кашлянула. — Но я знала, что в таком состоянии ты будешь спать до полудня. Ты, конечно, ничего не помнишь о вчерашнем?
Алан попытался присесть, чтобы немного унять боль в голове.
— Ну, не очень. Э-э… я не был?..
— Нет, не был. Алан Кемпбелл, такого великолепного существа, как ты, еще земля не видала. Ты сидел, излучая довольство и, разумеется, извергая потоки слов. Я приготовилась уже к наихудшему, когда ты заговорил о Теннисоне, но когда потом начал декламировать, поглаживая при этом мою руку… это уж было слишком!
Алан отвернулся и взял кофе.
— Не представлял, что я так хорошо знаю Теннисона.
— А ты и не знаешь. Просто, когда ты не мог вспомнить, то говорил «тамтара-рампам, тамтара-пам» и продолжал дальше.
— Не беда. Но в общем-то все в порядке?
Кетрин опустила уже поднесенную было к губам чашку.
— Все в порядке? — повторила она, широко раскрыв глаза. — Это при том, что несчастный Сван сейчас, может быть, в больнице?
Боль тупо запульсировала в голове.
— Неужели?..
— Нет, не ты. Дядя Колин.
— Господи, он опять накинулся на Свана? Они же стали лучшими друзьями! Что произошло?
— Все шло нормально, пока Колин не осушил пятнадцатый стаканчик «Рока», а Сван, который, пользуясь его выражением, был «под мухой», не вытащил статью, написанную им накануне. Он на всякий случай принес газету с собой.
— Ну и что?
— Версия Свана звучала примерно так. Ты помнишь, конечно, спор за столом в гостиной? Так вот, в газете написано: «Доктор Колин Кемпбелл, глубоко религиозный человек, положил руку на Библию и поклялся, что не ступит ногой в церковь до тех пор, пока родовое привидение будет блуждать среди унылых стен Шайра». Секунд десять Колин глядел на него, а потом показал на дверь и сказал: «Вон!». Сван не понимал в чем дело, пока Колин, весь красный, не крикнул: «Вон из этого дома, и чтобы ноги вашей здесь больше не было!». Колин схватил свое ружье и…
— Неужели?
— Тогда еще нет. Но когда Сван выбежал, Колин попросил: «Выключи свет и сними маскировку. Я хочу стрельнуть из окна, когда он выйдет на дорогу». Ты же знаешь, его кровать стоит у самого окна.
— Ты хочешь сказать, что, когда Сван направился в Инверари, Колин выстрелил ему в зад?
— Нет, — ответила Кетрин, — не Колин. Я.
Кетрин чуть не расплакалась.
— Алан, дорогой, мы должны уехать из этой непонятной страны! Сначала ты, теперь уже и я. Не понимаю, что со мной было, ну клянусь — не знаю!
Голова Алана болела уже гораздо меньше.
— Подожди-ка минутку! А я где был? Я не вмешался?
— Даже внимания не обратил. Ты декламировал Элспет «Сэра Галахада». Дождь перестал, было четыре часа утра, светила луна. Ты знаешь, во мне тоже все кипело от злости, а Сван был там передо мной, на дороге. Он мог услышать, как открывалось окно, и наверняка увидел, как блеснуло дуло в лунном свете. Он припустил так, как не бежал даже тогда, в понедельник. Я сказала: «Дядя Колин, дайте я попробую», а он ответил: «Ладно, только пусть он отбежит чуть дальше, а то будет неспортивно». Я всегда боялась ружей и не сумела бы попасть и в семиэтажный дом, но этот проклятый напиток помутил мне разум. Я выстрелила не целясь, потом из второго ствола — и попала… Алан, ты думаешь меня арестуют? И не смей смеяться!