Я смущенно улыбнулась, покраснела и кивнула.
— Хочешь посмотреть на магию вендиго? Снега навалило столько, что работники не справляются расчисткой двора и дороги к поместью. Обычно Макар просто дает всем лопаты в руки, а сегодня согласился устроить маленькое шоу. Заодно и Тошу потренирует.
Мы с Анной вышли на полукруглый балкон. Я куталась в полушубок, поданный Аленой, а Анна, казалось, совсем не чувствовала холода в свитере и довольно тонких брюках.
— Я привыкла, — сказала она, заметив мое изумление. — И ты привыкнешь.
— Угу, — пискнула я.
Эти вендиго славные, конечно, но…пугающе странные. Они ведь меня ни о чем не спрашивают: ни о семье, ни о таком важном для них вопросе, как наличие магического дара – сразу приняли как родную. А взгляд Анны… он словно в душу проникает. Может, еще не поздно сбежать? Нет. Здесь дом Тони, а значит, и мой.
Макар Гаврилович вышел на середину двора, проваливаясь по колено в снег. Какой красивый все-таки мужчина: высокий, статный, с благородной сединой. Тони очень на него похож.
— Тони похож на отца, — сказала я.
— Внешне? Да. А вот по характеру Тоша весь в деда, Гаврилу Степановича Олевского, такой же серьезный. Он ведь жив, познакомлю вас. Очень обрадуется, что любимец его Антошка остепениться решил.
— А Макар Гаврилович… не серьезный… был? — растерялась я.
— Влада видела? — Анна заговорщицки наклонилась ближе. — Вот он – копия Макар в молодости, да женитьбе на мне. Ловелас и всеобщий любимец.
— Никогда бы не подумала, что Макар Гаврилович был ловеласом! — наивно выпалила я.
Анна прыснула, явно что-то вспомнив:
— Уж поверь. Нас ведь Гаврила Степанович поженил.
— Я думала, вендиго сами выбирают себе пару.
— У нас все пошло не так с самого начала, наверное, Снежные Боги решили поиграть. Я долго от Макарушки бегала, но… он влюбился и поймал меня, вернее, измором взял. Это сейчас он с императором за руку здоровается, Фонд возглавляет, а раньше… Ладно, дела былые. Смотри!
Макар Гаврилович встал на край клумбы, едва угадывавшейся под сугробом, поднял руку над снегом. Оглянулся, посмотрел, другой рукой махнул Анне. Она замахала в ответ, зарумянившись. Я тоже хочу через сорок лет брака так смотреть на мужа.
Тем временем волшебство началось. Старший Олевский поднял руку выше, а за ней с земли поднялся слой снега. Завис, поднялся вверх, над головами людей, никого не зацепив, прямо на уровень балкона. Я ойкнула и потрогала пальцем рыхлое, клубящееся морозным блеском снежное облако. Оно закрыло вид до самого озера, потом взмыло ввысь и… разлетелось по сторонам тонким слоем, дунув в лицо колючей метелью.
Двор и дорога за коваными воротами остались припорошены несколькими сантиметрами снега. А роща и луг за забором посвежели, присыпанные рукотворной вьюгой. Из дома с громким лаем вылетел лабрадор Арчи (мы ознакомились накануне вечером, и, кажется, у меня появился еще один поклонник), понесся по кругу.
Макар Гаврилович размял пальцы и продолжил творить волшебство. Его руки создавали из снежной дымки единорогов и волшебные замки. Мы с Анной ахали и охали. Тони присоединился к отцу, немного дергано собрал снег с крыши особняка, чуть не засыпав нас с мамой, повернувшись потом и сконфуженно раскланиваясь. Я посмеялась от души, а позже, когда мужчины вернулись в дом, поймала мужа в прихожей и, помогая ему снять пальто, всё в снежных сосульках, проворчала шепотом:
— Неуклюжий какой вендиго мне достался.
— Клянусь, в других делах я буду намного уклюжее, — сделав честные глаза, пообещал Тони.
И закрепил обещание очень горячим поцелуем.
…— На наш новый дом мы можем посмотреть только снаружи, — Тони развел руками. И это, если люди Боранских любезно расчистили подъездную.
— Ничего, — обрадовалась я. — Снаружи так снаружи. Дом. Наш. Собственный. Вау!
Когда мы подъехали к озеру, стало понятно, почему усадьбу назвали Лебединой: дом и впрямь был похож на крыло белой птицы – много светлого камня, стекло и дерзкий летящий силуэт.
— Я люблю дом Олевских, — сказал Тони, — но у нас с тобой должно быть что-то свое. Здесь никто никогда не жил. Этот дом ждал нас.
— Что там внутри? — жадно спросила я.
— Скоро узнаешь. Там много переделок, поэтому работы начнутся сразу после выходных.
Я не подозревала, что вскоре окажусь в Лебединой Усадьбе, но только… вынужденно.
…Рождество и Новый Год махнули белым крылом – пронеслись как один день. Академия устраивала очередной праздничный прием, и мы с Тони вернулись в Новую Аркону. Девчонки закидали меня вопросами, я отвечала, с наслаждением проматывая в памяти события последних недель, и мне хотелось расцеловать весь мир. Оставалось лишь поговорить с родителями. Мама-то меня поймет, а вот отец… Вопреки традициям своего мира, эр Алан, мой папа, придерживался мнения, что для его драгоценной дочери восемнадцать лет – слишком ранний возраст для замужества.