– Я намерен позвонить декану и отменить все занятия вообще. Тогда ты выпьешь со мной?
– Нет, Томас. Хватит.
Он спустился вслед за ней на кухню, где были кофе и спиртное.
Глава 6
Продолжая прижимать трубку к плечу, Флетчер Коул ткнул пальцем в кнопку еще одного телефона на столе в Овальном кабинете. Три абонента ждали на линии, напоминая о себе миганием индикаторов. Он медленно ходил перед столом и слушал, одновременно пробегая глазами доклад на двух страничках, поступивший от Хортона из юридического комитета. Он не обращал никакого внимания на президента, который, полуприсев перед окнами с короткой клюшкой в руках, усиленно таращился то на желтый мяч, то на медную лунку в трех метрах от него на синем ковре. Коул проворчал что-то в трубку. Его слова не были слышны президенту, который в этот момент слегка ударил по мячу и наблюдал, как тот катится точно в лунку. Лунка клацнула и освободилась от попавшего мяча, отбросив его на метр в сторону. Президент подался вперед к следующему, теперь уже оранжевому мячу. Он поддал по нему точно так же, и тот тоже закатился в лунку. Восьмое попадание кряду. Двадцать семь из тридцати.
– Это был Главный судья Рэнниен, – сказал Коул, бросая трубку. – Он в полном расстройстве чувств и хочет встретиться с вами сегодня после обеда.
– Скажи ему, чтобы записался на прием.
– Я сказал ему, чтобы он был здесь завтра в десять утра. У вас заседание кабинета в десять тридцать и Совета национальной безопасности в одиннадцать.
Не поднимая глаз, президент сжимал клюшку и изучал следующий мяч.
– Я не могу ждать. Как насчет опросов общественного мнения?
Он аккуратно ударил с размаха по мячу и наблюдал за ним.
– Я только что говорил с Нельсоном. Он провел два опроса после полудня. Компьютер сейчас обрабатывает результаты, но он считает, что рейтинг составит около пятидесяти двух или пятидесяти трех.
Игрок в гольф на секунду оторвал взгляд от мяча и улыбнулся, а затем вновь сосредоточился на игре.
– Каков он был на прошлой неделе?
– Сорок четыре. Это благодаря шерстяной кофте без галстука. Как я и говорил.
– Я думал, что сорок пять, – сказал президент, послав желтый мяч точно в лунку.
– Да, вы правы. Сорок пять.
– Это наивысший результат за…
– Одиннадцать месяцев. Мы не поднимались выше пятидесяти со времени инцидента с южнокорейским лайнером в ноябре прошлого года. Этот кризис нам на пользу, шеф. Люди шокированы, хотя многие из них рады уходу Розенберга. И вы находитесь в самой гуще событий. Просто великолепно.
Коул нажал на мигавшую кнопку и взял трубку. Не сказав ни слова, он бросил ее на место, поправил галстук и застегнул пиджак.
– Время пять тридцать, шеф. Войлз и Глински ждут.
Президент ударил по мячу и следил, как тот катится. Мяч прошел в дюйме справа, и он сделал недовольную гримасу.
– Пускай ждут. Давай устроим пресс-конференцию в девять утра. Я возьму Войлза с собой, но не дам ему раскрыть рта. Заставлю его стоять сзади. Я приведу кое-какие дополнительные детали и отвечу на несколько вопросов. Телевидение сразу даст это в эфир, как ты думаешь?
– Конечно. Хорошая идея. Я займусь подготовкой.
Президент снял перчатки для гольфа и швырнул их в угол.
– Пригласи их, – сказал он, аккуратно поставив клюшку к стене и надев ботинки.
Как обычно, он переодевался шесть раз за день и теперь был в двубортном клетчатом костюме с красно-зеленым галстуком в крапинку, составлявшим его кабинетный наряд. Пиджак висел на плечиках у двери. Он сел за стол и сердито уставился в какие-то бумаги. Кивнул Войлзу и Глински при их появлении, однако не встал и не протянул руки для приветствия. Они сели напротив стола, а Коул остался стоять на своем излюбленном месте, как часовой, которому в любой момент может потребоваться стрелять. Президент сжимал пальцами переносицу, как будто напряжение этого дня обернулось для него мигренью.
– Это был долгий день, господин президент, – сказал Боб Глински, чтобы нарушить холодное молчание.
Войлз смотрел в окно. Коул кивнул, и президент сказал:
– Да, Боб. Очень длинный день. И на ужин у меня сегодня приглашено целое стадо эфиопов, так что давайте покороче. Начнем с тебя, Боб. Кто убил их?
– Я не знаю, господин президент. Но я заверяю вас, что мы тут ни при чем.
– Ты заверяешь меня, Боб? – спросил он почти молитвенно.
Глински воздел свою правую руку над столом.
– Я клянусь. Как на могиле моей матери, клянусь.
Коул самодовольно кивнул, как бы поверив ему и как будто его одобрение значило все.
Президент уставился на Войлза, чья приземистая фигура в громоздком френче занимала все кресло. Директор медленно жевал резинку и презрительно посматривал на президента.