— У нас двадцать семь служащих и семь судей, — сказал он, обращаясь ко всем и ни к кому в отдельности. — Очевидно, что мы много не сделаем за следующие пару недель и все решения по ближайшим делам должны быть отложены до тех пор, пока у нас не будет полного состава суда. Это может занять несколько месяцев. Я предлагаю нашим сотрудникам заняться работой по выяснению всего, связанного с убийствами.
— Мы не полиция, — настойчиво произнес Мэннинг.
— Можем мы, по крайней мере, дождаться похорон, прежде чем начнем игру с Диком Трейси? — сказал Мак-Дауэлл, не поворачиваясь лицом к присутствующим.
Сьюроу, как обычно, не обращал на них внимания.
— Я возглавлю работу. Выделите мне двух сотрудников на пару недель, и, мне кажется, мы сможем составить небольшой список основных подозреваемых.
— В ФБР очень способные ребята, Бен, — сказал шеф. — И они не просили нашей помощи.
— Лучше я не буду обсуждать ФБР, — ответил Сьюроу. — Мы можем оставаться в глубоком трауре в течение двух недель, как того требует официальная процедура, либо можем приступить к работе и найти этих ублюдков.
— Почему вы так уверены, что мы можем решить эту проблему? — спросил Мэннинг.
— Я не уверен, что смогу, но, думаю, стоит попробовать. По какой-то причине убили наших собратьев, и эта причина напрямую связана со случаем или делом, уже разрешенным или находящимся сейчас на рассмотрении и готовящемся к передаче в суд. Если это возмездие, тогда наша задача почти невыполнима. Черт, каждый ненавидит нас по той или иной причине. Но если это не месть и не ненависть, тогда, возможно, кто-то хочет другого состава суда для принятия будущих решений. Вот что ставит в тупик. Кто мог убить Эйба и Гленна по той причине, как они проголосовали бы по определенному делу в этом году, в следующем или через пять лет? Я хотел бы, чтобы служащие перетрясли еще раз каждый ожидающий решения случай.
Судья Мак-Дауэлл покачал головой.
— Продолжайте, Бен. Это более пяти тысяч дел, небольшая часть которых, возможно, будет прекращена здесь. Это химера.
На Мэннинга и это не произвело никакого впечатления.
— Послушайте, парни. Я служил с Эйбом Розенбергом тридцать один год и часто думал о том, чтобы самому застрелить его. Но я любил его как брата. Его либеральные идеи нормально воспринимались в шестидесятые и семидесятые годы, в восьмидесятые они устарели, а сейчас, в девяностые, их просто не выносят. Он стал символом всего неправильного в этой стране. Он убит, я думаю, одним из членов этих радикально настроенных по отношению к правому крылу групп. Мы можем изучать случаи черт знает до какого момента и не найти ничего. Это возмездие, Бен. Чистой воды и совсем простое.
— А Гленн? — спросил Сьюроу.
— Ясно, что у нашего друга были некоторые странные наклонности. Должно быть, что-то просочилось, и он стал легкой мишенью для таких групп. Они ненавидят гомосексуалистов, Бен.
Бен, как и раньше, ходил по комнате, по-прежнему ни на что не реагируя.
— Они ненавидят всех нас, и, если они будут убивать из ненависти, полицейские станут преследовать их. Возможно. А что, если они убивают, чтобы манипулировать судом? Что, если какая-то группа воспользовалась настоящим моментом неспокойствия и ярости, чтобы убрать двоих из нас и тем самым перестроить суд? Мне кажется, это очень возможно.
Шеф прочистил горло:
— А я думаю, мы ничего не сделаем, пока они не будут либо похоронены, либо разъединены. Я не говорю “нет”, Бен, просто обождите несколько дней. Пусть осядет пыль. Остальные из нас по-прежнему в шоке.
Сьюроу извинился и вышел из комнаты. Его телохранители последовали за ним.
Судья Мэннинг, опираясь на трость, обратился к шефу:
— Я не поеду в Провидено. Ненавижу летать самолетом и, кроме того, ненавижу похороны. И меня ждет такое, поэтому совсем не хочется лишних напоминаний. Я пошлю свои соболезнования семье. Когда увидитесь с ними, пожалуйста, извинитесь за меня. Я очень старый человек.
И он вышел вместе с клерком.
— Думаю, что судья Сьюроу говорит дело, — сказал Джейсон Клайн. — По крайней мере, нам нужно пересмотреть дела, ожидающие решения, и те, которые, скорее всего, будут переданы сюда с выездных сессий суда. Это долгая история, но так мы можем на что-либо наткнуться.
— Согласен, — сказал шеф. — Только выглядит это несколько поспешно, вы не думаете?
— Да, но в любом случае мне хотелось бы приступить к делу.
— Нет. Подождите до понедельника, и я определю вас к Сьюроу.
Клайн пожал плечами и извинился. Два клерка последовали за ним в кабинет Розенберга. Спустя пару минут они сидели в темноте и потягивали бренди, оставшийся после Эйба.
В заваленной литературой кабине для научной работы, находящейся на пятом этаже библиотеки юридической школы, между стеллажами толстых, редко используемых книг по законодательству Дарби Шоу внимательно изучала распечатку с перечнем судебных решений и приговоров. Она просмотрела его уже дважды, и, хотя он был полон спорных моментов, она не нашла ничего примечательного. “Дюмон” вызвал нарушения общественного порядка. Был случай детской порнографии из Нью-Джерси, дело гомосексуалиста из Кентукки, дюжина апелляций по поводу отмены казни, десяток отсортированных случаев, связанных с нарушением гражданских прав, и обычный перечень дел, касающихся налогов, распределения по зонам, индейцев и направленных против трестов. С помощью компьютера она получила обобщенные сведения по каждому случаю, затем дважды просмотрела их. Потом составила аккуратный список возможных подозреваемых с приложением возможных мотивов преступления. Увы, все оказалось бесполезным.