— Пока не могу сказать, Наденька.
Но мне очень нужно знать все об этом человеке.
Надя рассказывала минут пятнадцать. В основном это были ее институтские впечатления. Нулевая информация. Но главное — теперь я знал имя.
Надюша — прелесть!
Ты у меня прелесть, — сказал я, когда жена закончила рассказ. — Буду получать медаль за изобличение особо опасного преступника обязательно попрошу, чтобы дали еще одну — для тебя.
Целуя Надежду, я уже тянулся к телефону. После одиннадцатого гудка послышался заспанный голос Каширина:
— Кому не спится в ночь глу-ху-ю?
— Родион Андреевич? — бодро начал я. — Уверен, что не разбудил, потому что есть дело.
— Какое дело, Глеб? Ты охренел?
Полпервого ночи!
— Грандиозное.
— А че ты не спишь-то? У тебя ж режим: в двадцать два ноль-ноль — отбой.
Кефирчику тяпнул, и — хр-р-р-р — на боковую.
Я сделал вид, что не заметил наезда.
Ничего-ничего, ерничай-ерничай. Выбью у Обнорского деньги на стальную дверь — все ноги переломаешь.
— Родион, сейчас не время обсуждать мой образ жизни, хотя я и считаю, что он единственно правильный. Бери ручку, записывай. Маминов Александр Николаевич, директор роддома номер двадцать пять. Адрес: Глухоозерная улица, сорок пять. Завтра в девять утра ты приходишь в этот роддом и производишь сбор информации. По полной программе — что за человек, чем занимается, что о нем коллеги думают — от зама до последней кладовщицы, что представляет собой его кабинет. Беседуешь под любым предлогом с самим Маминовым. Составляешь психологический портрет. В пятнадцать часов — отчет.
— Премии вернут?
— Нет.
— Тогда у тебя небогатый выбор, Глеб: либо пойти туда самому, либо пойти на хер.
— Второй вариант неприемлем. Первый — тем более. Наша встреча с господином Маминовым впереди, и светиться раньше времени нет никакого резона.
Кстати, хамство в адрес непосредственного начальника запрещено внутренней Инструкцией номер шестьдесят четыре (пункт семь), но ты ее, очевидно, не читал. Поэтому, как только разберемся с роддомом, я специально для тебя устрою методическое занятие по правилам хорошего тона. Не сдашь зачет — на всю жизнь без премий останешься. Доложи, как понял задание.
Каширин, бурча и зевая через слово, повторил мои ЦУ, после чего спросил:
— В чем замешан фигурант?
— Убийство. Торговля детьми. Что еще — пока не знаю.
— Вот сволочь! — возмутился Каширин. — Вставай теперь из-за него в такую рань! Носит же земля уродов!
Следующим утром я поехал в РУБОП. Мой добрый знакомый — начальник отдела по расследованию заказных убийств Игорь Эмиссаров был в прекрасном расположении духа.
— Скорее всего, Самарин стал случайной жертвой киллера, — размышлял он вслух. — Его сосед по лестничной клетке — крупный бизнесмен — держит всю торговлю на юге города. Вот кого хотели замочить! Ошиблись. Бывает. Мы сейчас крутим этого коммерса на предмет мстительных приятелей, неурегулированных долгов. А Самарин стал трупом по ошибке, точно тебе говорю. За ним же нет ничего. Самый нищий чиновник во всей администрации. Таких не убивают.
Из разговора с Эмиссаровым я сделал вывод, что оперативники взяли ложный след. Вот и отлично! Значит, у нас — все шансы стать первыми.
Приехав в агентство, я сразу направился к Агеевой, которая находилась в буфете и занималась поглощением гречневой каши.
— Марина Борисовна, заканчивайте процесс введения пищи в организм, для вас появилась работа.
— Вы опять мне мешаете, Глеб Егорович! — раскричалась Агеева. — Может, вы что-то и вводите, когда сидите за столом, а лично я ем. Разве можно быть таким бесцеремонным?
— Я не мешаю, — строго заметил я. — Я помогаю вам приносить пользу нам, чтобы мы в свою очередь приносили пользу агентству, в котором вы, Марина Борисовна, между прочим, работаете.
«Во, здорово завернул!» — мысленно поаплодировал я себе.
— Хорошо, что вам нужно? — смирилась со своим поражением Агеева.
— Вся информация о скандалах, связанных с продажей малолетних детей под видом международного усыновления.
— На это потребуется не меньше суток.
— У вас в распоряжении — два часа.
В полтретьего в агентство вернулся Каширин.
— Твой маньяк меня затрахал, — буркнул он, входя в кабинет. — Вещун!
Ровно час вещал о проблемах перинатальной медицины. Еле вылез из этого проклятого роддома.
— Отлично! Под какой легендой действовал?
— Радиопрограмма «Будьте здоровы».
— И он купился?
— Еще бы — бесплатная реклама его платного элитного заведения. Может, расскажешь все-таки, зачем я проторчал на Глухоозерной целое утро?
— Да, пожалуй, пора. — В голове у меня зрел план, но его реализация была невозможна без посторонней помощи.
Собрав в кабинете Каширина, Модестова и Агееву, я дал им прослушать пленку и вкратце изложил суть дела. После чего резюмировал:
— Доказательств нет. Даже пленка, которую вы только что слышали, ни о чем не свидетельствует. Двое мужчин выясняют отношения по поводу какой-то торговой операции. Ни слова о продаже младенцев, ни слова о предстоящем убийстве. И тем не менее я уверен, что Александр Николаевич Маминов занимается торговлей детьми и что именно по его указанию был убит председатель Комитета по делам семьи, детства и молодежи Геннадий Самарин. Наша задача — найти доказательства. Считаю, что их проще всего найти в самом роддоме. Слово предоставляется господину Каширину, который провел там сегодня полдня.
— Клиент — очень уважаемый человек с безупречной репутацией, — начал отчет Каширин. — Пользуется авторитетом в коллективе, исправно платит подчиненным зарплату. И премии, кстати, тоже. Не имеет вредных привычек, так что подпоить его не представляется возможным. Женат. Помимо жены обладает также двумя автомашинами — ВАЗ-2106 и «форд скорпио».
На работе — с утра до вечера. Трудоголик. В общем, очень положительный типаж. Единственный изъян в биографии — партийный выговор от тысяча девятьсот восемьдесят шестого года «за личную нескромность». Все. Приводов, задержаний, судимостей — нет. Более подробный отчет готовится.
— Замечательно, — сказал я, щелкнув дыроколом. — А теперь вы, Марина Борисовна. Что удалось узнать о скандалах, связанных с международной детоторговлей?
— Скандалов — море. Самой частой схемой продажи новорожденных за рубеж является следующая. Вскоре после родов матери говорят, что ребенок умер.
Убитая горем, она, как правило, не запрашивает труп. А на самом деле никакого трупа и нету — ребенок жив. Это первый этап. Далее в медицинских документах подделывается одна-единственная бумага — заявление матери на отказ от ребенка. Это второй этап. И — все. Новорожденный, сделавшийся отказным, готов к усыновлению. Такие случаи были во Львове, Красноярске, Барнауле, Донецке, Москве. Сотрудники Интерпола подозревают, что речь идет о единой разветвленной сети детоторговли, в которой замешаны и чиновники, и врачи.
— Спасибо, Марина Борисовна, — поблагодарил я Агееву и вновь обратился к Каширину:
— Родион, скажи, на каком этаже располагается кабинет нашего доктора?
— На втором.
— И решеток на его окнах, конечно же, нет?
— Точно, нет. Но это не значит, что туда можно беспрепятственно проникнуть. Здание охраняется, и неплохо.
— А что, есть другие варианты? — посмотрел я на всех.
— Это уголовщина, Глеб Егорович! — интеллигентно заметил Модестов.
— Никакой уголовщины. Мы проникаем не в жилище, а в служебный кабинет — раз. Мы не собираемся там ничего брать — два. Состав преступления отсутствует. План таков: внимательно изучить документы, хранящиеся в кабинете доктора Маминова, и найти доказательства его участия в детоторговле. Входить будем ночью через окно. Главный участник операции — я. Каширин — внизу, на подстраховке. Модестов находится неподалеку от роддома и в случае непредвиденного развития событий принимает меры по нашему спасению. Возражения есть? Нет? Тогда идите к Скрипке — пусть ищет раздвижную лестницу, она нам пригодится.