Баг покосился на заваленный свитками, книгами и компакт-дисками стол на гнутых ножках; казалось, ножки не выдерживают и вот-вот подломятся под тяжестью сей груды знаний. Из книг густо торчали закладки.
Кот между тем неторопливо подошел к двери между двух шкапов: у Бага такая дверь вела в спальню. Подошел, обернулся и выразительно посмотрел на Бага.
— Ну уж нет, — отвечал тот, — мы все же не дома, мой хвостатый друг.
— Мр-р-р, — продолжал настаивать кот и уселся у двери. Взглянул на ручку. — Мр!
— Нет, не «мр», — махнул рукой Баг. — Совершенно не «мр». Это несообразно.
Кот повел ушами в сторону кухни, повернулся к двери задом и сделал вид, что увлеченно трется о косяк: в этот миг в комнате возник сюцай — с подносом, на котором стояли глиняные чашечки и пузатый чайник усинской работы. Осторожно установил поднос на столик и церемонно налил чай в чашечки. Потом обеими руками поднял одну и почтительно протянул Багу.
— Отведайте, прошу вас!
Баг с легким поклоном принял чашку и пригубил горячую ароматную жидкость. То был превосходный чай, обладающий тонким, почти теряющимся и в то же время простым и строгим букетом. Баг признательно прикрыл веки.
— Изумительно… А что ваш батюшка, не вернулся ли он уже в Ханбалык?
С родителем Елюя Багу повезло столкнуться на лестнице на прошлой седмице. Как всегда открыв дверь перед Судьей Ди, Баг обнаружил, что на лестничной площадке вполне многолюдно: у двери сюцая толпились четверо свитских в серых шелковых халатах, а также упитанный преждерожденный среднего роста, в темно-голубом официальном платье и высокой шапке-гуань. Характерные черты круглого и румяного лица, а также едва уловимые особенности в манере жестикуляции позволяли безошибочно угадать в нем исконного жителя Цветущей Средины, потомственного придворного неведомо в каком колене; он небрежно принимал низкий поклон Елюя, когда на площадке возникли Баг и кот. Судья Ди, заинтересованный, степенно подошел к приезжему. Сановник повернулся, внимательно осмотрел кота, потом расплылся в улыбке и бросил в пространство: «Хвостатый каких будет?» — «Они — Судья Ди, батюшка», — почтительно подсказал сюцай из-за его плеча. «О! — удовлетворенно воздел к потолку пухлый палец сановник, — о!» После чего похлопал Елюя по плечу, мазнул взглядом по стоявшему в сторонке Багу и в сопровождении свитских неспешно погрузился в лифт…
— Да, благодарствуйте, — ответствовал сюцай. — Уже вернулся, и обратный путь его был легок и приятен, как он соблаговолил мне сообщить электронным письмом сразу по приезде домой.
— Надеюсь, наш прекрасный город произвел на него благоприятное впечатление? — осведомился Баг, сделав маленький глоток.
Сюцай улыбнулся.
— Я тоже на это надеюсь, — сказал он. — Но вообще-то батюшке было не до красот, ему минутки свободной не выпало. Он приезжал консультироваться относительно челобитной о снижении налогов с высокотехнологичных предприятий нашего улуса. — Баг с удовольствием отметил, что сюцай Елюй, уроженец Цветущей Средины, назвал Александрийский улус «нашим». — Голосование по ней, как вы знаете, состоится в улусном Гласном Соборе в конце следующей седмицы. Батюшку очень волнует, насколько высока вероятность того, что челобитная наберет потребное число голосов.
— А, вот что! — Баг был далек от проблемы налогов. «Золотой пуэр» интересовал достойного человекоохранителя гораздо больше. — Полагаю, это волнует не его одного… Замечательный чай.
Довольный Елюй схватился за чайник:
— Вы позволите?
Баг пододвинул свою чашку.
— Преждерожденный Лобо, — торжественно и немного смущенно после паузы проговорил Елюй. — Я давно хотел от всей души вас поблагодарить, но мне не представлялось случая…
— За что? — удивился Баг.
— Вы для меня как пример! Соседство с вами — оно буквально все во мне перевернуло! Когда я узнал о вас, о ваших славных подвигах, передо мною ясно встала вся моя прошлая жизнь. Я понял, как она была пуста и никчемна. Ныне все мои помыслы — лишь о том, как послужить народу, как стать похожим на вас, стать таким же героем… и будьте уверены, я этого добьюсь! — Голос Елюя дрожал от наплыва чувств.
— Ну, что вы, — слегка смутился Баг, — какие подвиги! Я всего лишь честно делаю то, что должен. И был бы рад, если б и вы поступали так же. Вот и все.
— Да, да! — Сюцай взмахнул чашкой. — Именно! Вы еще узнаете! Я окажусь достойным вашего доверия! Я вам докажу! Вот увидите!
«Милосердная Гуаньинь»[6], — Баг почувствовал себя не в своей тарелке.
— Нет-нет, — сказал он Елюю. — Не надо ничего доказывать. Пусть все идет своим чередом. Естественно. Ведь вы, сюцай, не можете не помнить слов Лао-цзы… — Баг хотел процитировать подходящие к случаю слова о пользе недеяния, но, вовремя поняв, что дословно ему ничего не вспомнить, сразу вспомнил, что спешит.
— И вообще, извините меня, но мне пора, меня ждут. — Баг легко поднялся из кресла. — Спасибо вам за чай.
Слегка удивленный и даже разочарованный поспешным уходом Бага, сюцай проводил его до двери, по пути уверяя в своем глубоком расположении и почтении, а также повторяя, что он, сюцай Елюй, уже в самом скором будущем сделается в полной мере достойным такого ко многому обязывающего соседства.
На площадке Баг обернулся и коротко поклонился.
— Всего доброго! — сказал он. — Вечером я зайду за котом.
— Да, конечно! — улыбнулся сюцай. — Когда вам будет угодно, драгоценный преждерожденный Лобо!
«Что это он собирается доказывать? — вызывая лифт, с недоумением думал Баг. — Зачем? Суетливый он все же какой-то. Гм… Ну, ничего. Хорошо, что кот не один, не скучает, под присмотром. Хотя… неизвестно еще, кто там за кем присматривает».
Павильон Возвышенного Созерцания,
19-й день восьмого месяца, шестерица,
день
Они встретились перед входом в Павильон Возвышенного Созерцания — длинного здания с колоннами, расположенного неподалеку от Всадника, коего искони именовали в Александрии Медным, но теперь все чаще называли Жасминовым из-за разросшихся вокруг великолепных кустов благоуханного жасмина, любоваться которым в пору цветения съезжался весь город.
Стася была очаровательна: в темно-малиновом легком шелковом халате, с простым сандаловым веером в руках. Ее бездонные черные глаза лучились улыбкой, и Баг, склонившись в коротком поклоне, ощутил легкий, едва заметный аромат ландышей. Стася, как уже знал Баг, прекрасно разбиралась в косметике, в частности — в запахах. Ибо такова была ее профессия: девушка работала в Александрийском Управлении вод и каналов, занимаясь надзором за правильной работой очистных сооружений, так что иногда ей за день приходилось обонять запахи нескольких десятков образцов сточных вод, определяя сообразность степени их очистки; именно это, как полагал Баг, приучило ее быть особенно разборчивой в области косметических благовоний. Притом, как и подобает человеку просвещенному, Стася имела довольно широкий круг интересов и была весьма хорошо образована, в чем Баг имел не один случай убедиться. Собственно, и на выставку картин великого Гэлу Цзунова вытащила Бага именно она; сам Баг ограничился бы тем, что прочел заметку в ленте ежедневных новостей раздела «Культура» сайта alexandria.ord.
Невесомый шелест халатов, легкий шорох шагов и приглушенные до шепота голоса многочисленных посетителей наполняли огромный Павильон. Казалось, вся Александрия Невская пришла посмотреть на картины народной знаменитости. Здесь были представлены свитки самых разных периодов творчества замечательного художника — от раннего даосского до позднего буддийского. Багу, сказать по правде, столь размашистые духовные метания казались неискренними, надуманными; но сам он рисовать не умел, а потому считал свое мнение незрелым и никому его не высказывал. И когда Стася, восхищенно обмирая, тянула его от одного свитка тяжелого шелка к другому, он лишь довольно равнодушно взглядывал на произведения изящного искусства; зато с тем большим чувством прижимал к себе локтем тонкую ручку спутницы. Стася, кажется, относила эту легкую порывистость на счет восхищения, каковое охватывало Бага при очередном соприкосновении с прекрасным.