Выбрать главу

— Погода какая, посмотри, Жанночка! В наших широтах столь яркий день — редкость… Поехали?

Поехали.

А в просторном гараже под их двадцатиапартаментным особняком Жанна с ее истинно галльским темпераментом и безупречным чувством прекрасного уж не могла не обратить внимания на неожиданно возникшую по соседству с потрепанным «хиусом» Богдана и своим заморским «феррари» новенькую сверкающую повозку небесно-голубого цвета — напевного и глубокого, как первый гул колокола в рождественскую ночь. Удивительно изящные, хотя и, на аскетичный вкус Богдана, несколько кричащие о собственной породистости очертания разительно отличались и от неброской уютности «хиуса», и от зализанной европейской сплюснутости. Почти не отличаясь от соседей по размерам, новая повозка выглядела рядом с ними как императорская яхта рядом с рыбачьими катерами.

— Какая! — восхищенно произнесла Жанна. Неизбывная женская страсть ко всему блестящему и чистая, совсем непредосудительная зависть к неизвестному владельцу вдруг возникшей роскошной игрушки мигом засветились в ней, ровно стосвечовая лампочка под шелковым абажуром, расписанным видами священных гор. Жанна подошла, присматриваясь внимательнее, вплотную к незнакомой повозке. — Никогда еще не видела такой…

— Это «тариэль», — сказал Богдан. — Последняя модель, три месяца назад пошла в серию. Скорость до пятисот ли[12], движок вдвое экономичнее твоего «феррари»…

— Дорогая, наверное?

— Довольно дорогая, — уклончиво сказал скромный минфа[13]. Значительная прибавка к жалованью, воспоследовавшая сразу за награждением Богдана званием Всепроницающего Зерцала, оказалась весьма кстати.

— Смотри-ка! Ключ торчит. Какие вы все-таки в Ордуси беспечные… Интересно, — Жанна с любопытством оглянулась на двери гаража, словно ожидая, что сейчас сюда спустится неизвестный владелец молниеносно пленившей ее сердце повозки, — чья это?

Всех соседей по дому она уже знала наперечет, и ясно было, что сейчас молодица лихорадочно перебирает в уме их фамилии, финансовые возможности и транспортные потребности.

— Твоя, — просто ответил Богдан. Жанна окаменела. Потом растерянно посмотрела в лицо мужу.

— Что?

Богдан смущенно улыбнулся.

— Твоя, — повторил он. — Что ты по сию пору на своей италийской ездишь, ровно какая-нибудь гокэ.

— Богдан… — потрясенно проговорила Жанна.

— Сегодня началась девятая седмица нашей совместной жизни, — торжественно проговорил Богдан. — В этот день у нас принято делать подарки.

Жанна, забыв о драгоценной повозке, порывисто шагнула к нему. Прижалась, спрятала лицо у него на груди, обняла. Коротко прошуршал ее плащ — и в просторном гараже вновь стало совсем тихо.

— Ты лучший из людей, — шепнула Жанна.

«Во всяком случае, не худший, — без ложной скромности подумал Богдан. — Но как бы я это мог тебе показать, если бы не прибавка?»

Они остановились на набережной возле Благоверного сада — как раз в том месте, где два месяца назад, ища стоянки, юркий «феррари» скользнул перед носом «хиуса». С охапкой купленных по дороге роз в руках Богдан выбрался из «тариэля», который, восхищенно осваиваясь, от самого дома осторожно вела Жанна — и, отделив одну розу от остальных, выпустил ее из пальцев.

— Богдан! — Жанна, уже ушедшая на несколько шагов вперед, вовремя обернулась. — Ты розочку потерял!

И метнулась подобрать.

— Не трогай, — сказал Богдан, едва видный за ворохом алых роз. — Я нарочно. Ведь именно здесь я тебя в первый раз увидел. Это… ну… вроде как жертвоприношение. Если цветок лежит ни с того ни с сего посреди улицы — всем сразу понятно, почему. Никто не возьмет. Пока не завянет.

Неторопливо, бок о бок, они пошли по чистой и ухоженной, как дворцовый паркет, аллее к Жасминовому Всаднику.

Воздух под хлесткими лучами солнца все же потеплел к середине дня. День сиял. В Благоверном саду, пользуясь погожей шестерицей, гуляли и стар и млад. Мамы с колясками, дедушки с внуками, ученые с книгами, женихи с невестами, молодежь с гитарами…

— А вот здесь я впервые всерьез обратил на тебя внимание, — сказал Богдан, когда они приблизились к постаменту. Святой князь Александр на вздыбленном коне грозно и гордо смотрел вдаль, распаленный битвою конь топтал копытами образину гадюки в католической тиаре… все как два месяца назад. Все как двести, триста, четыреста лет назад…

— А почему? — не удержалась Жанна.

— Ты не фотографировала. Стояла такая задумчивая… Явно размышляла о главном.

— Не помню, о чем, — призналась Жанна.

Они приблизились вплотную к постаменту. Теперь стали различимы выгравированные на глыбе карельского гранита скупые, но проникновенные и исполненные самых глубоких чувств слова: «Благоверному князю — благодарные потомки». И несколько правее надпись ханьская — четыре строки по четыре иероглифа:

Вэнь у ань жэньВан чжи сы хайТянься вэй гунСе минь лэ бай.[14]

Аккуратно лавируя между созерцающими памятник людьми, Богдан и Жанна подошли к постаменту вплотную. Богдан медленно, церемонно поклонился памятнику в пояс — положил у постамента половину букета — и выпрямился. Сразу за ним, словно тень повторяя его движения, выпрямилась его жена.

После они двинулись к Сладкозвучному Залу — где стараниями Фирузе, старшей жены Богдана, впервые заговорили друг с другом.

— Жаль, Зал закрыт днем, — уже понимая его намерения, сказала Жанна.

— Положим у двери, — ответил Богдан. — Это все равно.

При выходе на аллею, ведшую с поляны Всадника к Залу, Богдан вдруг остановился, прислушиваясь.

— Хо, — сказал он. На лице его проступила счастливая, совершенно детская улыбка. — Коллеги будущие! Сто лет этой песенки не слышал…

Облепив, будто галчата, одну из многочисленных скамеек, под аккомпанемент двух дребезжащих гитар с десяток развеселых парней и девчонок пели, то попадая в ноту, то кто во что горазд, однако громко, азартно и от всей души:

Мы не Европа и не Азия,Но сожалений горьких нет.Возникла странная оказия — да!В последние полтыщи лет!

— Подойдем? — покосившись на жену, спросил Богдан.

— Как скажешь, любимый, — ответила Жанна. Она твердо решила с сегодняшнего дня на все просьбы и предложения мужа отвечать только так.

Не откажите мне в любезностиПрочесть со мною весь «Лунь юй» — у-юй!Дабы, где мы гуляем, местности — да!Приобрели благой фэншуй!

Они подошли.

С любопытством повернувшись к ним, ребята перестали петь.

— Последний экзамен стали? — спросил Богдан.

— Ага! — раздался в ответ нестройный гомон. — Так точно, драг прер еч!

— Законоведческое отделение великого училища?

— Ага!

А кто-то особенно честный добавил:

— Заочное. Очники вчера гуляли.

— Я вас по гимну узнал. Десять лет прошло, а ничего не изменилось, — сообщил Богдан Жанне. — Приятно…

— И нам приятно! — ответил звонкий девичий голос.

Букет стал меньше, и Богдан нес его уже в одной руке — поэтому супруги держались теперь под руки. И Жанна почувствовала локтем, как Богдан окаменел.

Она с тревогой глянула ему в лицо.

Нет, ничего. Только смотрит на ответившую ему девушку как-то… странно. Сама не своя от внезапно всколыхнувшегося неприятного чувства ревности, Жанна присмотрелась к девице внимательнее. Девица как девица — сидит на спинке скамейки с бутылочкой кваса в руке; штаны в обтяжку, просторная кожаная куртка… Красивая, хотя и вполне специфической красотой — ханеянка, наверное. А может, казашка. В таких тонкостях Жанна еще не научилась разбираться. Непроизвольно она взяла мужа под руку покрепче. «Мой!» И тут же вспомнила о Фирузе.

А Богдан, похолодев, думал в эти мгновения: «Нет. Нет. Не может быть».

Девушка как две капли была похожа на принцессу Чжу Ли[15].

— Желаю всем вам стать через пять лет сюцаями, — сказал Богдан. В ответ к лучезарным небесам торжественно вознеслись многочисленные руки с разнообразными бутылочками.

— Совет да любовь! — закричали развеселые юнцы и юницы, заметившие, видно, как супруги приносили в жертву Всаднику цветы. — Многая лета! Ваньсуй! Служим Ордуси!

вернуться

12

Китайская верста, около полукилометра.

вернуться

13

Ученая степень Богдана. По-китайски это значит «проникший в смысл законов». Данная степень существовала в Китае по крайней мере со времени династии Хань, то есть с начала нашей эры.

вернуться

14

В переводе это значит: «Культурность и обороноспособность способствуют успокоению людей. Совершенный правитель упорядочил все земли в пределах четырех морей. Поднебесная ныне принадлежит всем. Благодарный народ радостно кланяется». Как явствует из иных текстов ван Зайчика, существует несколько стихотворных переводов данной иероглифической надписи на русский язык. Каноническим считается, несмотря на некоторую свою архаичность, вариант, сделанный еще в середине шестнадцатого века, сразу после установки памятника, духовным наставником тогдашнего великого князя Александрийского улуса, знаменитым Сильвестром: «Сила словесная, сила оружная людям покой и достаток дает. Князь благоверный всю сушу огромную, правя, навеки в порядок привел. Кланяясь земно, воздвиг этот памятник радостный и благодарный народ. Общая ныне для всех Поднебесная, будь ты чиновнище, дух или вол» (современный вариант текста приводится в авторизованном переводе О. В. Сметанкина).

вернуться

15

Принцесса императорской крови Чжу Ли — один из основных персонажей «Дела жадного варвара».