На столе перед мастрис Каной лежали какие-то бумаги, но она не читала, а сидела, уставившись в пространство перед собой.
После дежурных приветствий и слов об «интересах расследования» Иван задал тот вопрос, который волновал его с момента, как он получил дело:
— Мастрис Кана, почему вы решили, что ваш муж был убит? Ведь он был уже немолод… почему вы заподозрили, что его смерть не естественная и вызвали полицию, а не лекаря?
Девушка непонимающе взглянула на гостя:
— За лекарем я тоже послала. Но вы должны понять… Ваши тоже спрашивали об этом. Борд был, конечно, немолод. У него были обычные для возраста недомогания. Болели колени, спина, простреливало руку… но это же обычно для тех, кто имеет дело с кожами. В юности он мял кожи на бойне, потом, когда получил в наследство это место, открыл лавку. Но выделкой кож занимался по-прежнему, у нас во дворе цех…
— Так почему вы решили, что его отравили?
— А что бы вы подумали, если разумный в добром здравии и прекрасном настроении приходит обедать, садится есть суп, проглатывает пару ложек и хватается за грудь? — Иван ощутил в интонациях девушки даже какое-то возмущение. — Борд был сильным и здоровым гномом, кто бы что ни говорил.
«Значит, разговоры о разнице в возрасте были», — заключил для себя сыщик.
А вслух спросил:
— Как давно вы женаты?
— Семь лет. Раньше у Борда была только мастерская. Потом он открыл эту лавку и наконец-то решил жениться. Приехал в Бустель на летнюю ярмарку. Там мы и встретились…
Девушка замолчала, стараясь не расплакаться.
— Кто, кроме вас, живет в доме? — спросил Иван, чтобы отвлечь хозяйку от воспоминаний.
— Что? В доме? Я, мой сын, Ириса — это моя сводная сестра, мастрис Ливонина, кухарка, ее сын Стор… он еще совсем маленький.
— А кто его отец?
— Роур Богерт, но он не живет у нас. Роур сопровождает караваны. Он живет в горном клане, но женился в столице. Ливонина — полукровка, ее мать была человеком. Но вы не подумайте, это — честный брак, маленький Стор признан кланом Гертов, прошлым летом Роур возил его в горы…
— Я не ничего не думаю, — улыбнулся Иван. — Я лишь ищу, кому была выгодна смерть вашего мужа.
Хозяйка дома на несколько мгновений задумалась и растерянно произнесла:
— Не знаю… По-настоящему, наверное, никому. Он… его… в деле, конечно, всякое бывает. Он очень ценил традиции, над ним даже немного посмеивались. Порой бывал упрям до глупости. Но чтобы ненавидеть его…
— Вот и я не знаю, — задумчиво повторил Иван. — Но постараюсь узнать. Однако вы ошибаетесь, думая, что убивают лишь из ненависти. Чаще всего убивают ради выгоды. Особенно ядом.
И постарался сменить тему:
— Вы не могли бы показать мне дом и мастерские? В первую очередь — кухню.
— Конечно, покажу!
«Вот чем хороши гномсы, — думал Иван, пока они шли по короткому коридору, — так это умением держать себя в руках. У нее вчера муж помер, а она разговаривает, как ни в чем не бывало. И что показательно, так это то, что мужа она вроде бы не травила. Сама пошла в полицию и потребовала расследования. Хотя вряд ли бы кто удивился смерти уже не молодого скорняка».
— Как ваш муж провел вчерашнее утро? — спросил сыщик, когда они зашли на кухню. — Вы завтракали вместе?
Женщина принялась вспоминать:
— Нет, не вместе. Он встал очень рано, мы с сыном еще спали. Спустился сюда. Ливонины еще не было. Он принес дрова, сварил кофе на маленькой жаровне, поел холодного мяса и хлеба. Так сказала Лива, она за ним посуду убирала. Она пришла потом. Борд распорядился на счет обеда для нас и для работников.
— Подождите! — прервал женщину Иван. — Где он взял мясо?
— В холодном ларе, — с недоумением ответила хозяйка и показала на нечто, напоминающее сундук.
Иван поднял крышку — так и есть, отдаленный предок холодильника, усиленный магией. Изнутри толстые стенки ларя покрывала изморозь, на дне были аккуратно уложены какие-то свертки, на них стояли кастрюли. Иван приподнял крышку на одной из них. Сонными улитками ни в кухне, ни от «холодильника» не пахло.
Но все же сыщик спросил:
— Можно поговорить с мастис Ливониной?
— Конечно. Она у себя в комнате, занимается с мальчиками. Мой Мик сейчас тоже у нее.
— Идемте!
Комнатка служанки была рядом с кухней, на первом этаже. И выглядела она так, как должна выглядеть. Иван ощутил, что не только принюхивается, но и «прислушивается» к обстановке, пытаясь понять ее каким-то внутренним чувством.
Каменные стены, для тепла завешанные коврами и меховыми полостями. Темный потолок из массивных досок. Пол устелен половиками. На большой шкуре какого-то неизвестного сыщику животного сидит карапуз, по земным меркам — лет трех, и играет с деревянными лошадками. Около него крутится щенок — мальчишка пытается запрячь его вместе с игрушками в маленькую коляску. Второй ребенок, грудной, спит в детской кроватке. Молодая женщина что-то шьет у окна. Пахнет так, как и должно пахнуть, — детьми, молоком, дымом, травами. Уютный домашний запах.
— Простите за беспокойство, — начал сыщик.
Женщина кивнула: «Понимаю».
Иван задал те вопросы, которые должен был задать. Выяснил, что холодную говядину на завтрак ели все, но ни у кого оно никаких особых ощущений не было. На обед готовили суп из фасоли и тунца в травах. Пил хозяин самогон, всего один стаканчик.
Для очистки совести Иван попросил показать бутылку, из которой пил покойный. Кухарка так же спокойно кивнула и сходила за самогоном. Сыщик понюхал и даже пригубил из горлышка — ничем посторонним добросовестно очищенный «первач» не пах.
— Мне хотелось бы еще осмотреть мастерскую, — сказал Иван, окончательно убедившись, что кухарка не имеет к смерти хозяина никакого отношения. — Мастрис Кана, вы проводите меня?
— Хорошо, — кивнула хозяйка. — Идем в гостиную, я скажу Ириске, что я буду в мастерской. Должен прийти стряпчий…
Глава 25
Глава 25
Стряпчий пришел раньше, чем его ожидали, так что до разговора с ним Иван не сумел попасть в мастерскую
Пожилой гном в честь траура по своему давнему клиенту вместо галстука повязал ярко-алый шейный платок. Короткая седая бородка, бархатный камзол и снежно-белая сорочка в сочетании с красным галстуком выглядели сюрреалистично, делая стряпчего похожим на земного «почетного пионера».
Здесь, в Империи, цветом смерти считали красный, точнее, все оттенки пламени, от оранжевого до багряного. Вроде бы раньше тела умерших сжигали вместе с гробом, потом начали хоронить в земле, огненного погребения удостаивались лишь самые прославленные герои. Но традиция связывать смерть с очищающим пламенем осталась. Иван знал об этом еще с первого своего «провала» в Иномирье, но никак не мог привыкнуть к праздничным краскам здешней смерти.
Подавив невольную улыбку, сыщик спросил:
— Мне для интересов следствия важно, кто наследует покойному. Он оставил завещание?
Спросил — и пожалел. Из стряпчего полился поток сведений, в которых Иван моментально запутался.
«Похоже, я все-таки ничего не понимают в местных порядках. И вообще — вести расследование там, где все не так, как кажется, — не самая лучшая идея», — в очередной раз подумал землянин.
Но приходилось слушать, и слушать внимательно. Тонкости гномского гражданского права резко отличались от всего того, с чем сталкивался Иван раньше.
Оказывается, покойный Борд Твордорог был не владельцем бизнеса, а чем-то вроде наследственного управляющего. И обе мастерские, и лавка принадлежат клану. Личной собственностью мастера Борда был лишь дом да часть товара в лавке — то, что он закупал у других поставщиков. В «старой» мастерской, которой управлял покойный, делают лишь складные крыши пролеток, тенты для упаковки грузов, пологи для шатров, особые заговоренные фартуки для кузнецов, а также «полуфабрикаты» — заготовки для обтяжки мебели, материал для сапожников и портных. Кожу обрабатывают специальным образом, после чего она не размокает и не горит.
— Значит, шубы и плащи в лавке — это не товар из мастерской? — уточнил Иван.