Донья Мартинес никак не могла разобраться - от кого у нее какие дети. Через два часа та же актриса, страдая амнезией, собиралась замуж за негодяя. Сейчас я сама была уже не против амнезии!
В шесть я вынула из шкапчика нашу с мамой заначку - полбутылки "Мартини" - и стала планомерно напиваться.
В девять, когда мама, придя с работы, объясняла мне - что такое нормальная жизнь, почему ее у меня нет, и почему следует выйти замуж за Аркашу (собственно, против никто не был),- раздался писк.
"Света. Пожалуйста, срочно вызови машину и приезжай в Агентство. Глеб Егорович Спозаранник". Моментально приведя себя в божеский вид, я вызвала от соседей такси и, стараясь хоть немного протрезветь в пути, ринулась в Агентство. Очевидно, предстояла "очная ставка". Я ликовала. Уж в наших-то расследователях я не сомневалась, он им все расскажет как миленький. В подробностях. Молодцы ребята!
Я взбежала по лестнице на наш второй этаж, на ходу поздоровалась с охранником, распахнула дверь кабинета расследователей и остолбенела. Посреди комнаты на стуле сидел Аркадий.
Глаз у него заплыл лиловым синяком, губа сочилась кровью, ворот рубахи был почти оторван, и весь он был в грязной мартовской уличной жиже, словно его основательно вываляли по тротуару.
- Сопротивлялся!- вместо приветствия радостно сообщил Зураб.
Глеб невозмутимо сидел за столом, поигрывая пижонской ручкой.
- Потрудитесь объяснить, Светлана Аристарховна, кто этот человек.
Вместо ответа я бросилась к любимому, отчего он чуть не упал со стула, шарахнувшись от меня, как от нечистой силы.
- Аркаша, что они с тобой сделали?!- завопила я.
- Значит "Аркаша",- спокойно констатировал Спозаранник, раскрывая на первой странице загранпаспорт Аркаши.
- Что вы наделали, это же мой... мой жених!- закричала я, бросаясь уже на Глеба.
- Спокойно, Завгородняя.- Глеб даже не шелохнулся, а Зурабик нежно сгреб меня в охапку и посадил на диванчик.
По-моему, я в жизни столько не плакала, сколько последние две недели. Самое ужасное, что Аркаша сидел, тупо глядя в одну точку, и был совершенно индифферентен.- Вы не потрудились ввести своих коллег в курс ваших отношений с Аркадием Романовичем и, таким образом, направили наши усилия в неверное русло,- изрек Спозаранник.
- Аркаша, милый, я тебе сейчас все объясню...- пролепетала я сквозь слезы. Хотя, сначала мне самой нужно было понять, что произошло.
А произошло вот что. Оказывается, Аркаша действительно был серьезно озабочен моим неадекватным поведением в последнюю неделю и, движимый самыми благими намерениями, вот уже неделю подъезжал к моему дому по вечерам.
Он смотрел на окна, звонил мне из машины, убеждался, что я дома, и тактично удалялся. Убедившись за неделю в моей честности, сегодня он хотел подняться ко мне в квартиру и увезти развлекаться, "а то девочка совсем загрустила". Стоило ему покинуть машину, как моя доблестная охрана (в лице Зураба и Жоры Зудинцева) и приглашенные специалисты (в лице их приятелей из местного отдела милиции) накинулись на него, повязали и поволокли сперва в отдел за хулиганство, а потом в Агентство. Прибытия Обнорского ждали с минуты на минуту - он, по обыкновению, хотел лично поучаствовать. "По дороге он пару раз ударился, совсем случайно",- оправдывался Зураб.
- Я буду вынужден сообщить начальству, что вы своей безответственностью сорвали операцию,- сообщил Глеб.
Да плевать мне на вашу операцию!
Аркаша невнятно замычал и стал заваливаться набок. Его подхватили, уложили на диван. Я стала оттирать кровь, плача и пытаясь объяснить почти бесчувственному Аркадию, что произошла чудовищная ошибка. Через полчаса я бережно выводила его из кабинета. Зураб на прощание потрепал его по плечу:
- Ты уж извини, так получилось, да?
Мы молча ехали в машине. За окном мелькал ночной город, огни сливались в сплошные полосы. Я смотрела, как на лицо милого падают цветные пятна неонового света - желтые, алые, синие. Лицо его ничего не выражало, он только иногда морщился от боли и осторожно подносил красивую руку к разбитой губе.
- Аркаша, ты простишь меня?- Мне стало страшно.
Он кивнул, не глядя на меня.
- Аркаша, это действительно все из-за работы. Хочешь, я ее брошу?
Он снова кивнул.
- Вот закончится это расследование, и я ее брошу,- сказала я почти убежденно.
Уголки губ у Аркадия дрогнули, и он тут же сморщился от боли. Он хотел ухмыльнуться. Он ведь мне не верит.
А мне очень нужно, чтобы сейчас он поверил мне.
- Хочешь, я сегодня у тебя останусь?- Аркаша замотал головой. Кажется, это все, что я могла сделать и сказать.
***
Понедельник обещал еще две крупные неприятности: летучку и поход в ГУВД на очередную пресс-конференцию по борьбе с подростковой преступностью. Первое сулило крепкую взбучку от Обнорского, второе - очередную встречу с Тимур Тимурычем на его территории. Летучка прошла для меня благополучно: в воскресенье Восьмеренко угрохал своим футболом рабочий репортерский компьютер и сжег в микроволновке бутерброд. Поэтому мне достались лишь укоризненный взгляд Спозаранника и разведенные в немом потрясении руки Обнорского, а гнев Божий пал на бедного Витюшу. Конечно, это была лишь отсрочка казни. А вот от похода на конференцию меня никто не освобождал. Наоборот, Глеб настоял на том, чтобы я шла туда, и даже посетовал, что сегодня я "не в форме", то есть одета весьма скромно. Он бы предпочел, чтобы юбка была покороче, а вырез - побольше, мотивируя это провокацией Тимуровича.
"Пасти" меня на конференции должен был Зудинцев, поскольку он мог по старой памяти проникнуть в Большой дом и во время конференции поспрашивать своих бывших коллег об Иратове.
Пресс-конференция подарила мне очередную неожиданность. Еще до начала ее я увидела в коридоре Тимур Тимурыча. Я приняла непринужденную позу и вдумчиво стала изучать фотографии лучших сотрудников главка. Однако, когда буквально через несколько секунд, тряхнув волосами, я кинула взгляд в коридор,- его уже не было. Странно.