А часа через два он уже с ребенком появился. Но денег никаких Жадновская, разумеется, не брала и лишь честно сделала свою работу. Совершенно бескорыстно!
Так бывшая сотрудница отдела расследований взяла след - она узнала, что Стеблюк пару лет назад развелся и сумел отсудить у супруги сына. Не знаю, как ей это удалось, но вечером Нонна уже пила чай в компании бывшей жены бывшего Фердыщенко. Уютненькая комнатка в общежитии с вязаными крючком скатерками и салфеточками, стерильная чистота привычной бедности - и огонь неизлитого окровения!
- Георгия Владимировича? Как же мне его, супостата, не знать! Он меня сына лишил, он во всем виноват! Вы записывайте, записывайте, я вам все расскажу...
И такого порассказала, что даже Нонна уже не могла понять, на каком она свете. Во всяком случае, вернувшись к ночи домой, она напоминала матроса Железняка только фамилией, а отойдя ко сну, сама показалась мне подкидышем.
Я прослезился.
***
Аврора, утречка богиня, вернула все на круги своя - Нонна проснулась побольшевистски бодрой и решительной.
И не зря! В тот день ей предстоял последний и решительный бой со Стеблюком, для чего она и вызвалась сопровождать бывшую Фердыщенко к бассейну железнодорожников. Та собиралась вырвать сынишку из рук супостата на майские праздники. Каждый раз свидание давалось ей с боем, и потому она хотела поддержки. А Нонна хотела вырвать другого ребенка, и потому две воинственные женщины объединились в группу особого назначения.
Как ни пытался я объяснить жене, что она поступает совершенно по-идиотски, ничего не получилось. Она даже не позволила мне подстраховать ее! Слава Богу, на "сутках" в тот день оказался Сказкин, и я застал его своим звонком.
Он-то и съездил к бассейну, обеспечил прикрытие прессы и оказался свидетелем драмы. Его телефонные показания дышали мне в ухо восторгом щенка, впервые побывавшего на настоящей охоте.
- Он наложил в штаны! Пока они с бывшей за пацана рядились, Стеблюк еще в норме был, привык, видать. А когда твоя налетела - тут он взбесился! Думал на крик взять. Я уж выдвигаться стал поближе, ствол тянуть, да смотрю: тетки вдвоем налетели, будто он их цыплят тащит! Маски-шоу!
- И что, дальше-то что?
- Да съели они его, говорю. Эта Фердыщенко с пацаном убралась, счастливая - "бабе цветы, детям мороженое", а твоя села к Стеблюку в его "паджеро".
- И ты ее с ним отпустил?
- Да ладно ты, Отелло! Вышла она через пять минут да к метро пошла. Жди дома и не забудь отзвониться. Помнишь, кто там чем красен?
Это я помнил. И когда живехонькая Нонна вернулась домой, я жаждал просто информации. Как это ни грустно признавать, работа затягивает и калечит.
К Нонне это не относилось.
- Модестов, твои шансы растут!
Я прижала этого Стеблюка к его "паджеро", и он запищал, как паршивый пейджер. Он просто заберет свое заявление, если мы оставим его в покое, и девочка - наша!
- И чем же ты его так напугала?
- Мальчиком, конечно. Отдать сынишку своей полоумной жене Стеблюк ни за каких чужих девочек не согласится.
Я, конечно, читал о всесильных инстинктах, но не думал, что это так близко к правде. Нонна, возлежащая сейчас в кресле с чашкой кофе, счастливая и довольная собой, час назад шантажировала затравленного самца. Причем используя его самку и детеныша! Думаю, в тот момент матроса Железняка признали праведником. А меня бросил на землю телефонный звонок.
- Мишка! Давай сюда!
- А что, Слава, новый подкидыш явился? От Клинтона с Моникой?
- Да езжай, говорю, у нас тут сам Кряквин объявился!
Это для выходного дня было уже слишком.
Я, конечно, знал, что коммунист Кряквин прибыл на родину себя и революции в день солидарности всех трудящихся. Существовала и гипотетическая возможность, что ему доложили о сенсационной публикации в "Явке с повинной", где говорилось о похожем на него распространителе младенцев.
Но даже в сильнейшем гневе этот любитель сигар, по моему разумению, не явился б в какое-то там РУВД разбираться. Ну не похоже это на него! Так уговаривал я себя по пути к "Нарвской". Честно признаюсь, уж и жалел я, что ввязался в этот "Кошмар на улице Стачек".
Сказкин и его коллега Володя Баксов сидели в своем кабинете вдвоем. Но запах сигар еще витал в воздухе!
- Ну что, Паганель, достукался?
Что так долго ехал-то? Штаны не пускали?
- Постой-постой, не доводи человека. У него ж сейчас очки упадут, и тебе, Сказкин, за них теперь и не расплатиться. Без премии-то!
Этот Володя все-таки тонкий человек.
Он и росту не такого громадного, и прическа у него не бандитская, и костюм приличный, не говоря уж о галстуке.
Галстука Сказкин, наверно, отродясь не носил, а если и носил, так и то - пионерский! Володя совсем другой человек. Да.
И лишь Славкин хохот прекратил это пение Лазаря в моей трепещущей почему-то душе. Они смеялись, как павианы, минут пять, и этого мне вполне хватило, чтобы развалиться на диване в ожидании пояснений. От старого кожаного монстра сталинских еще времен, припертого в угрозыск из канцелярии суда, исходило нечто психотерапевтическое. "Надо будет рассказать об этом эффекте жене Спозаранника",- подумал я, и имя начальника привело меня в окончательное равновесие.
- Ты что, поржать меня сюда пригласил? Или Первомай отметить?
- Нет, это тебя Кряквин приглашал, вернее, требовал. Подать сюда, говорил, этого Мусоргского, я его сигарой пытать буду!
- Так что, на самом деле был?
- А вот полюбуйся.
И Славка протянул мне целую пачку полиграфической продукции, причем отменного качества изделий. Листовки, буклеты, газеты, визитки блистали глянцем и рябили российским триколором, а светлый образ спикера просто влезал в душу. Его то ласковый, как у дедушки Ленина, то суровый, как у Дзержинского, то лукаво не наш, как у Черчилля,- его взор достал меня даже на чудодейственном диване. Я понял, что Кряквин был здесь, и завтра же мне придется беседовать с нашей адвокатшей. Кряквин был мне абсолютно по барабану, а вот встреча с Нюрой Лукошкиной была барабанной дробью по мне проверка на юридическую чистоту материалов, которую она проводила, давалась мне всегда с трудом. Я уже представил, как она препарирует каждое слово в моей поганенькой сенсационной заметке, репетируя мои объяснения в суде, куда меня обязательно притянут обиженные публикацией "герои". Мне захотелось в оркестровую яму. Немедленно.