Толик очень удивился, что мы вошли не в кафе, а в резные двери особняка, где раньше размешался райком КПСС, а теперь сидели борцы с организованной преступностью. Но сил сопротивляться у него не было. Я набрал по внутреннему телефону номер Резакова.
— Вадик, это Соболин. Я внизу. Со мной ценный груз. В смысле гость.
Мне очень помогло опьянение Мартова. Будь он трезв, давно бы сбежал.
А так он покорно позволил нам с Резаковым провести его в кабинет Вадика.
— Вот тебе живой укор тому, что оба твоих фигуранта (я имел в виду братьев Карпенко) до сих пор на воле гуляют.
Посмотри, что они с человеком сделали… — Я кивнул на обмякшую на стуле фигуру Мартова.
— Напоили, что ли, его?
— Нет, напоил его я. чтобы до тебя в целости довезти. А они его на Красненьком кладбище закопали.
— Хотели бы они его закопать, он бы с нами здесь не сидел сейчас. — Резаков смотрел на меня с недоверием.
— Не веришь, позвони территориалам, которые его вчера откопали. — Я протянул рубоповцу пачку распечатанных страниц со своим отчетом по всей этой истории:
— Здесь про остальных рассказано. Так что материалов даже не на одно уголовное дело хватит.
Вадик скептически взглянул на мое произведение, затем перевел взгляд на Мартова.
— Ну, терпила, рассказывай, как все было…
Толик поначалу уперся. Мол, действительно, забился на спор с приятелями, что проведет ночь на кладбище. Ну а они его, чтобы не убежал…
— Толя, хватит ваньку валять, — я тронул его за плечо, — этих твоих приятелей, поди, братьями Карпенко зовут…
Это замечание его добило. Да, на кладбище его закопали братки, работающие в службе безопасности у Карпенко. А сделали они это по прямому указанию самих братьев после того, как те приватно побеседовали с Толиком у себя в «Лаки чене».
НО
Рассказывал Толик подробно. Наконец фонтан красноречия у Мартова иссяк:
— Хочу в Москву податься на несколько недель, пересидеть там, пока все не уляжется…
— А вот этого не советую, — сказал Резаков.
— Вы меня, что ли, от этих отморозков защитите? — окрысился Мартов. — Что ж вы их до сих пор за решетку не отправили.
— Дай срок, отправим, — осадил его Резаков. — Ты лучше скажи: следователю на протокол все, что здесь рассказал, повторить сможешь?
Мартов сморщился.
— Да не трясись ты, сможем мы тебя от них спрятать, пока все не закончится, — убеждал его Вадик.
— А оружие мне дадут? Для самообороны… — Глаза у Мартова загорелись.
— Дадут… Догонят и еще дадут.
В общем, Мартов согласился на сотрудничество. Резаков куда-то позвонил и поручил Мартова заботам подошедшего оперативника. Тот увел Толика в соседний кабинет. Мы остались с Резаковым вдвоем. Пока я докуривал свою трубку, Вадик листал мой отчет. Наконец он отложил последнюю страницу в сторону.
— Что скажешь? — поинтересовался я.
Дело против братьев могло выгореть.
Благо, старший не так давно потерял вместе с креслом депутата Государственной думы свою депутатскую неприкосновенность. А у младшего, Станислава, депутата местного Законодательного собрания, неприкосновенность не распространялась на дела, не связанные с его депутатской деятельностью.
— Боюсь только, что показаний одного этого клоуна может быть недостаточно. Были бы показания остальных — следствию не отвертеться, дело бы пришлось возбуждать. Сможешь сделать так, чтобы они подтвердили здесь то, что тебе рассказали?
— Попробую.
— Добро, держи меня в курсе. Если меня нет на месте, звони на трубу. — Вадик продиктовал мне номер своего мобильника.
На этом мы и расстались. Было уже около семи вечера. Но я решил вернуться на работу и позвонить Кожевникову, Заборину и Маришке.
Во дворе конторы Восьмеренко копался в своей «Победе». Стоило тратить четыре сотни долларов, чтобы поставить эту рухлядь, как «Аврору», на вечный прикол. Но Восьмеренко не терял надежд реанимировать свой допотопный агрегат и по вечерам пытался вдохнуть жизнь в эти железяки.
В отделе было пусто: ни Шаховского, ни Горностаевой — мы подвиги совершаем исключительно в рабочее время, а после шести вечера… ищи ветра в поле.
Я оседлал телефон.
— Алло, добрый вечер, можно Виктора Кожевникова? Это Володя Соболин… Как нет? Куда уехал? Надолго?…
Вот это номер. Кожевников спешно слинял из города. Струсил. Так слинял, что даже сломанная нога не помешала.
Одним свидетелем меньше. Что ж, счет сравнялся: один-один. Но игра в самом разгаре, мы еще посмотрим, за кем останется последний удар. из Заборин оказался дома. Он же и взял трубку.
— Привет, болящий! О нашем разговоре не забыл?
Мое предложение приехать в РУБОП у Алика энтузиазма не вызвало.
— Я уж лучше дома посижу…
Ладно. Не хочет Магомет к горе идти?
Мы — не гордые, мы не горы, мы к нему сами отправимся. Резакова я поймал по трубе.
— Вадик, есть шанс встретиться со вторым терпилой, но нужно подъехать к нему на Юго-Запад.
Я объяснил, где живет Заборин. Рубоповец досадливо присвистнул.
— Ты, Володя, совсем рехнулся — на ночь глядя к черту на куличики тащиться… Ладно, ты где сейчас?
— В конторе.
— Через пятнадцать минут выходи на Зодчего Росси, я буду на машине.
Подхватим тебя.
Через четверть часа на вымершую в этот вечерний час улицу Зодчего Росси со свистом тормозов вылетел похожий на отлакированный средний танк «шевроле блейзер». Иномарка остановилась рядом.
— Влезай давай. — Вадик высунулся с переднего пассажирского сиденья и махнул мне рукой, он кивнул на водителя:
— Знакомься, Антон Лагутин из нашей конторы.
— А кучеряво вы, борцы с оргпреступностью, живете!… — Я поерзал на мягком заднем сиденье роскошного авто, устраиваясь поудобнее. — Откуда дровишки?
— Из лесу, вестимо, — откликнулся Резаков. — Да ты не думай, он арестован нами у одного чучела «комаровского», а служебный транспорт — в разгоне. Не на своих же двоих до твоего Заборина добираться.
Сказать, что Заборин не пришел в восторг от нашего визита, значит, ничего не сказать. Но деваться ему было некуда: рубоповцы обработали его быстро и профессионально. Через полчаса беседы Алик согласился дать официальные показания на братьев Карпенко.
— Счет: два-один, — заметил я, когда мы покинули квартиру Заборина.
— Что? — встрепенулся было Резаков.
— Да это я о своем, о девичьем…
— Признавайся, есть еще что-нибудь по теме в твоем загашнике?
— Может быть, и есть, только для начала мне надо сделать один звонок.
Я огляделся в поисках ближайшего телефона. Ага, вот он. Трубку стыла Маришка.
— Ты одна? Могу я тебя увидеть?
— Можешь… если хочешь…
Духу сказать Маришке, что приеду не один, у меня не хватило. В машине я, как мог, обрисовал Резакову всю пикантность ситуации. Тот свистнул, узнав, что у меня в деле свой корыстный интерес.
— Я уж думал, ты в филантропы записался…
— Ты только Обнорского во все детали не посвящай, я очень прошу.
Дверь открылась на четвертый звонок. Синяков и царапин на лице у Марины заметно не было, но глаза у нее были совсем больные. Она кинулась было мне навстречу, но, увидев моих спутников, отступила в глубь прихожей.
— Кто с тобой?
— Я обещал тебя защитить? — Она кивнула в ответ. — Это ребята из РУБОПа, мои хорошие знакомые: Вадим Резаков, Антон Лагутин. Они как раз занимаются обоими Карпенко. Сможешь им рассказать то же, что и мне?
— Зачем? Я забыть хочу этот кошмар и не могу, а ты опять предлагаешь душу травить?!
Я не ангел. И в жизни своей делал немало такого, чего потом стыдился. Вот только женщин я никогда не бил. Наверное, и Карпенко с их быками — не абсолютное зло. Охотно верю, что даже в нашей Северной Пальмире есть люди значительно и опаснее, и злобнее этих индивидов. Но безнаказанность еще ни к чему хорошему не приводила. Они считают, что преподали «зарвавшимся писакам» урок? Урок в ответ не помешает и им самим.