Я не помню, сколько мы проехали, когда вдруг машина резко затормозила.
Нас замотало по салону, машину крутило на мокрой дороге, Володя крикнул:
«Держитесь, вашу мать!» Толик навалился на меня всем телом, и машина встала.
— Что случилось? — сдавленным голосом спросила я. Несмотря на ужас момента, Толик не торопился слезть с меня и тяжело сопел мне в лицо.
— Да вот мудаки какие-то… встали…
Мы стояли почти поперек дороги.
Прямо нам в лицо светили фары.
— Сейчас, разберусь, — сказал Володя, с трудом отстегивая ремень и вылезая из «мерса».
Сбросив раскрасневшегося тинэйджера, я прилипла к окну, пытаясь что-то разглядеть за тонированными стеклами и в кромешной темноте. В свете встречных фар я увидела, как к Володе с обеих обочин подскочили дюжие ребята, Володя резко согнулся в три погибели, его с двух сторон подхватили под белы руки и поволокли к другой машине. Вот это да! Свет фар стал менее ярким (переключили на ближний свет), и я увидела, что от машины к нам приближается человек. В руке его ясно был виден пистолет, а вот лица его было не видно — он был в вязаной маске.
— Надо это — кнопки, — срывающимся на детский фальцет голосом сказал Толик.
Мы заблокировали двери и сжались на сиденье, ровно посерединке. Мужчина постучал дулом в стекло. Я приоткрыла окно на полпальца и спросила:
— Что это значит, вы кто? — Несмотря на мои старания говорить сердито и грозно, получилось истерично.
— Ничего страшного. Мы вашего друга хотим немного покатать, не возражаете?
— Возражаю! — пискнула я малоубедительно.
— Из машины не выходите, глупостей не делайте г-сказал на прощание «мистер Икс» и удалился.
Тронулась от обочины машина, увозя Володю с неизвестными, и стало темно.
Но все-таки я разглядела на обочине еще две припаркованые иномарки. В них ярко вспыхивали сигаретные огоньки, в каждой было по два курильщика. Итого — минимум четыре дюжих мужика, наверняка вооруженные, на беззащитную девушку и подростка.
— Что теперь делать? — почему-то шепотом спросил Толик.
— Сиди. — Я сползла почти под сиденье и нашарила в темноте сумочку. В ней был спасительный телефон. Я привычно набрала Аркашин номер. — Сейчас я позвоню дяде Аркаше, и все будет хорошо.
Но, видимо, в сауну дядя Аркаша ходит без мобильника. Ну же, ну же! Нет.
Телефон вообще отключен. О, черт! Обнорскому! Чудо!
— А-але!
— Андрей… Андрей Викторович, это Завгородняя! Я в машине сижу! Нас люди в масках остановили, с пистолетами! Где? Я не знаю где!!! Из Репино! По какому шоссе? Не знаю, темно очень, Андрей Викторыч… Машина? Какая машина? А, «мерседес», «шестисотый», серебристый, я тут с мальчиком. Да нет же, нет, с маленьким! Ну не маленьким, ну… Номер? Чей номер? Я не знаю номера… А что мне делать? Они водителя увезли. Не знаю куда, на машине. Не знаю на какой! — Тут я судорожно сжала рукой крошечную коробочку телефона (руки тряслись), что-то пискнуло, и Обнорский пропал.
— Ну что? — спросил Толик, даже простивший мне «маленького мальчика».
— Все в порядке, — соврала я, — ждем подмоги.
А что, если проскользнуть на переднее сиденье, ключ-то остался в замке зажигания? Только я вряд ли смогу управиться с «мерсом». Аркаша меня учил прошлым летом, но у меня, видно, таланта такого нет. Нет, лучше не рисковать.
До Обнорского я больше не дозвонилась, у него было занято. Аркаша был «вне зоны обслуживания». Было начало третьего. Я начала замерзать в бальном платье и легком пальтишке, как вдруг на шоссе появились огни. Машина остановилась, как и раньше, метрах в десяти от «мерседеса», захлопали двери, и в свете фар появился Володя. Рядом с ним, держа руку на его плече, шел здоровый парень в маске.
— Просим прощения, — сказал он, усаживая Володю в машину. — Ошибочка вышла. Счастливого пути. — Он хлопнул по крыше ладонью и хмыкнул в маску.
Пока наш водитель приходил в себя, давясь ругательствами и пытаясь непослушными руками повернуть ключ зажигания, машины с обочины стремительно сорвались с места, развернулась и та, что стояла посреди дороги.
— Володя, что случилось?
— Да отвезли в лес тут недалеко, говорят, мол, разбираться будем, потом какой-то прибегает бритый, говорит: «Это не он, мудаки (это он им говорит), отпускайте». Посмотрели документы, извинились, привезли обратно.
До города мы доехали в гробовой тишине. Я была в таком шоке, что даже не смогла объяснить маме, что случилось. Я стояла в прихожей, трясясь, а мама раздевала меня, поила таблетками и наконец повела в комнату, уговаривая: «Спать, спать, спать…»
Утром меня разбудил звонок телефона. Я с трудом оторвала чугунную голову от манящей пуховой подушки и подняла трубку.
— Завгородняя, ты?!! — раздался в трубке вопль Соболина.
— А сколько времени? — спросила я, пытаясь сфокусировать взгляд на будильнике. Голова раскалывалась. Циферблат расплывался.
— Какое время! Ты знаешь, что уже весь город тебя ищет!!! Я все морги обзвонил! Расследователи на машине все пригородные шоссе объездили, Обнорский всех ментов на уши поставил, а ты спишь!!!
— Ой, Володечка, не кричи, пожалуйста, у меня голова…
— Не будет у тебя головы! Чтобы через час была в Агентстве, тебе Обнорский ее сам откручивать будет!
Тут я вспомнила обстоятельства этой ночи и ужаснулась. Конечно, я же не отзвонил ась никому, придя домой, а мама имеет обыкновение выключать на ночь телефон. Да, ничего доброго меня на работе не ожидало.
Оказалось — после моего сумбурного звонка, имевшего место в половине второго ночи, Обнорский поднял по тревоге все Агентство. Когда он не смог связаться со мной по мобильнику (а я в полном беспамятстве нажала какую-то не ту кнопку), все его знакомые из всех силовых структур были брошены на поиски серебристого «шестисотого» и меня в нем. Зудинцев с Повзло на двух машинах колесили по всем проселкам в районе Репина, а Зураб и Модестов прочесывали прибрежную полосу в поисках моего коченеющего тельца. К утру был готов обширный план, который, слава Богу, не был претворен в жизнь.
Обнорский орал так, что у меня в голове еще долго перекатывалось матерное эхо. Едкий Повзло вставлял убийственные реплики. Основную их мысль можно было выразить следующим образом: «Свои личные проблемы со своими мужиками — решай сама». Какие «мои мужики»? Да никто из них не посмел бы меня и пальцем тронуть! Конечно, дикая ситуация, но я-то тут при чем? Да, со звонком как-то неудобно получилось.
Коллеги в отделе встретили меня гробовым молчанием. Неделя начиналась просто отлично.
Но, как оказалось, это было только начало.
В середине недели я вновь встретилась с Тимур Тимурычем. Уж какой бес занес его в мой «подшефный» отдел милиции — не знаю, но он выскочил как черт из табакерки, прямо перед моим носом. Помня нашу встречу на пресс-конференции, я попыталась отделаться нейтральным приветствием, но он подхватил меня под локоток и с отеческой журьбой в голосе вдруг сказал:
— Ай-яй-яй, Светлана Аристарховна, можно ли такой симпатичной девушке по ночам с незнакомыми мужчинами в машине кататься, да еще в таком глухом месте, как Приморское шоссе? Сами же в сводочках пишите «обнаружено тело…». Опять же — растление несовершеннолетних, да еще и племянника любимого жениха — ай-яй-яй!
Я оторопела. Откуда было ему знать об этом? Даже если Обнорский поднял весь город в ночь на понедельник, с Иратовым у него не те отношения, чтобы тот знал подробности. И больше — откуда Иратов узнал про то, что Толян — племянник Аркаше? Я Обнорскому ничего не говорила, да и потом — про Толика знали только моя мама да подруга Василиса, которой я рассказала всю историю без купюр. Видимо, в глазах моих был ужас. Иратов улыбнулся одними тонкими губами.