Елька сказал сразу:
– Знаю, конечно. У нас в сарае.
Это была удача. Хотя и досада – теперь не отвертишься. Но досаду Митя решительно задавил в себе. Сказал деловито:
– Дашь напрокат?
– Дам, конечно. А для чего?
– Да так, дельце одно… Надо продать мешок картошки. Понимаешь, заработал в деревне, а хранить этот сельхозпродукт негде. И деньги нужны, к тому же… Хочу на рынок свезти.
Елька поскреб макушку.
– Зачем на рынок-то? Это вон куда пилить! И торговать не дадут, сразу прискребутся рэкетиры всякие. У них там все поделено, платить надо…
"Этого еще не хватало! Слышала бы мама…"
– А что делать-то?
– Торговать можно везде. Где-нибудь на улице… Я знаю одно место!
– Далеко?
– Ничуть не далеко! В двух шагах за Усадьбой. Там даже не улица, а просто дорога. Но по ней все время народ топает: кто на остановку Ключи, на автобус, кто в Первомайский супермаркет… У этой дороги в том году даже продуктовый киоск стоял, да потом его сожгли.
– Зачем?!
– Ну, конкуренция, – со знанием торговой специфики отозвался Елька. – Дело обыкновенное.
– А меня не это… не сожгут? – Митя сделал вид, что шутит. Но Елька понял правильно:
– Не-е! Не успеют! У тебя же всего один мешок! Мы его за один час!
– Слушай… а ты, значит, поможешь, да?
Он сказал с прежней готовностью:
– А чего ж! Конечно! – И деловито вытер пыльные ладони о полинялую, но чистую (видать, недавно выстиранную) рубашку, о лиловые и голубые квадраты с белыми и черными кораблями, штурвалами и даже осьминогами. Рывком заправил ее под резинку, в такие же штаны, и стукнул о землю потрепанными кроссовками.
– Пошли за колесами!
Тебе – половина и мне – половина
!
Трудно поверить, но за три года (с того дня, как переехали сюда, в двухкомнатный "кооператив") Митя ни разу не был в Тракторной усадьбе. Хотя она под боком! Просто не подворачивался случай. Школа, магазины, остановка трамвая были в другой стороне. По краю Усадьбы Митя проходил изредка, если шел в Первомайский магазин или в аптеку за мазью для папиной поясницы, а внутрь не совался. Не было желания. Казалось, что жители там с недобрыми нравами. Наверно, косо глядят на чужаков.
Но сейчас никто косо не глядел. Вообще не смотрели на Митю и Ельку. Несколько мужиков с татуированной мускулатурой за дощатым столом пили пиво и стучали доминошками. Две тетки натягивали между деревянными балконами веревку с мокрым бельем. Ходили по асфальтовым дорожкам сонные псы. Лениво посторонились, когда мимо прокатил на трехколесном велосипеде румяный дошкольник – совсем такой же, как малыши в Митином дворе. Он помахал Ельке (и Мите заодно) синей пластмассовой саблей.
Усадьба состояла из десятка двухэтажных домов – бревенчатых или обитых почерневшим тёсом – с решетчатыми балконами и верандами. Построили их для рабочих Тракторного завода в давние времена, которые у взрослых назывались "довоенные". Удивительно, что такая старина сохранилась рядом с центром. Вон, торчит над крышами белый двадцатиэтажный дом областного правительства (конечно же – "Белый дом"), а здесь – деревенская тишь. Густая зелень рябин, сирени и высоченных тополей. И даже дубы есть, хотя в здешних местах они редкость.
А травы – выше головы! Особенно много той, у которой пунцовые и розовые цветы, похожие на маленькие орхидеи. Митя и раньше видел такую на обочинах, но отдельными кустами, а здесь – целые рощи! Не поймешь даже – сорняк это или развели нарочно…
Елька привел Митю к длинному сараю, сбегал за ключом, выкатил сквозь широкие двери сооружение на больших, как у деревенской телеги, колесах. Фанерный короб с короткими оглоблями.
– Во! Ее для сбора бутылок соорудили…
Митя постеснялся спросить, кто именно собирал бутылки. Какое его дело! Несмотря на громоздкий вид, телега оказалась легкой на ходу. Они бегом докатили ее до Митиного подъезда. Елька прихватил с собой еще маленькое жестяное ведерко.
– Вдруг кто-нибудь захочет мелкую порцию!
Митя лишь дивился Елькиной практичности.
С полчаса провозились с погрузкой. Сперва доставляли картошку вниз ведрами, а оставшуюся треть (с натугой!) приволокли прямо в мешке. Ящик оказался почти полным.
Впряглись, потянули. Ого! Это вам не пустую телегу катить! Но поднажали, и она поехала.
Опять пересекли Усадьбу. Выбрались на асфальтовый тротуар, что вел вдоль заброшенных домов – с узорчатыми разбитыми крылечками и прочими остатками старинной красоты. И снова Митя подумал: "Странно как! Я и не знал, что рядом такая глушь. Вот домашнее дитя…"
Перешли улицу Полярников с трамвайной линией, затем пыльный сад на задах торговых складов и выкатили свой груз на асфальтовую полосу между старых тополей и кленов. Тротуар – не тротуар, дорога – не дорога. Видимо, т а с а м а я. Народу здесь и правда было много. Особенно пожилых тетушек с сумками. Бодро шагали туда-сюда. Неподалеку вскрикивали электрички, и виден был меж деревьев решетчатый мост над рельсами.
Елька умело выбрал полянку под кленами, у самого асфальта.
– Приехали. Давай…
Митя хлопал ресницами. Что давать-то?
Елька прыгнул на колесо, накидал в красное ведро клубни – до верху. Чуть не упал от тяжести, когда протянул сверху Мите. Тот подхватил торопливо и виновато. Елька наполнил и жестяное ведерко. Прыгнул на траву.
Оба ведра они поставили на обочине. Сами встали рядом. Елька – беззаботный и независимый, Митя… ох, провалиться бы куда-нибудь…
Но не провалился. Почти сразу подошел широкий парень в темных очках, с оранжевым рюкзаком за плечами и с тросточкой. Стукнул тросточкой по большому ведру.
– Почем фрукты-овощи?
Митя заморгал, глянул на Ельку. О цене-то не подумали! Елька, видать, тоже растерялся. Первый раз за сегодня.
– Сейчас, – заторопился Митя. – Минутку… – В мозгах будто защелкал калькулятор. Старую картошку Митя в июле покупал в овощном магазине по шесть рублей за кило. Свежая, конечно, дороже. Насколько? На рубль? И сколько килограммов в ведре? Десять? Значит, ведро – семьдесят рублей?
Парень, однако, не стал ждать.
– Коммерсанты! Прежде чем соваться в торговлю, определитесь в условиях рынка, салаги. – И пошел, вихляя своей альпинистской поклажей.
– Я думал, ты знаешь, почем продавать, – виновато сказал Елька. А в чем он был виноват-то?
Митя хлопнул себя по глупому лбу и быстро поделился расчетами.
– Тебе как надо продать? – снова обрел деловитость Елька. – Подороже или побыстрее?
– Побыстрее!
"Ох, побыстрее…"
– Тогда большое ведро по шестьдесят, маленькое – по тридцать. А можно еще и половинками, если кто захочет…
"А можно и совсем мелкими кучками", – хотел предложить Митя. Но не успел. Елька исчез.
То есть он сиганул куда-то! Вверх! Митя обалдело вскинул голову. Елька висел на клене вниз башкой, как летучая мышь. Его побитые ноги цеплялись за толстенный сук, рубашка съехала на грудь, ниже уха болтался на суровой нитке алюминиевый крестик. И в таком вот положении Елька жизнерадостно, будто клоун при выходе на арену, завопил:
– Дамы и господа! Спешите скорее сюда! Вы когда-нибудь ели сладкие бататы из индейской долины страны Нукаригва?! Конечно, не ели! И не надо! То, что вы купите у нас, в тысячу раз питательнее и вкуснее! Сплошные витамины! А цена! Это никакая даже не цена, а только половинка цены!..
Митя обомлел, увидев, как их "торговую точку" обступает народ. Дядьки-пенсионеры, женщины с сумками, несколько парней и девиц студенческого вида (им-то что, лишь бы поглазеть!). Полная тетя в цветастой косынке деловито спросила:
– Почем ведро?
Елька опередил Митю, сообщил с дерева:
– Всего шестьдесят! Смешная цена!
Тетя осуждающе покачала головой (видимо, для порядка), но торговаться не стала. Разверзла пасть большущей сумки на колесах.
– Сыпь.
Митя с натугой поднял, вывалил картошку. Суетливо поднял упавшие мимо сумки клубни. Не считая, скомкал и сунул в карман на шортах деньги. Уши были горячими. А Елька опять бесстрашно заголосил:
– Дорогие покупатели! Не нужны вам заморские страны! Не нужны ананасы и бананы! Наша картошка заменяет все фрукты и овощи! Покупайте и радуйтесь! Всего за полцены! Лишние деньги нам не нужны!..
Молодой женщине, за которую цеплялся толстый карапуз, понадобилась порция из маленького ведра. Митя высыпал ее в корзину. Малыш вцепился в край корзины.
– Дай…
– Нельзя, Андрюшенька.
– Ы-ы-ы!..
Елька упал с клена. Скакнул на телегу, выхватил из ящика фигурный розовый клубень, прыгнул к Андрюшеньке.
– На! Сладкий, как груша "аквапупа"!
Андрюшенькина мама засмеялась. Те, кто стоял рядом, тоже. Сразу две женщины с сумками-тележками потребовали по большому ведру. Елька, балансируя на колесе, ловко наполнял посуду. Протягивал Мите…
Потом наступил перерыв. Оказалось, что на дороге никого. Елька присел на корточки и, задрав нос-двухстволку, смотрел на Митю – весело и вопросительно: "Ну, как?"
Мите было неловко, будто он сам только что болтался вниз головой перед зрителями и декламировал. Но… прежнего страха уже не было. Стало даже интересно.
– Нормально, Елька. Только… ты бы не кувыркался все-таки, как в цирке…
– А почему? Это же реклама. Да ты не стесняйся, люди-то на меня смотрят, а не на тебя! – Он будто видел Митю насквозь.
– Елька, много там еще в коробке?
– Половина!
– Ох… – Мите казалось, что он торчит здесь давным давно. Хотя прошло, конечно минут пятнадцать.
Кто-то тихонько тронул Митин локоть:
– Сынок…
Рядом стояла сморщенная бабка (и откуда взялась?). Ростом ниже Мити, впалый рот, блеклые глаза, пыльный зимний платок. Из-под мятого подола (то ли платья, то ли халата) высовывались ноги в сморщенных чулках и мужских полуботинках. Бабка опять шевельнула губами:
– Сынок… дай две картошечки. Денежек-то нету совсем… – И протянула мятый бидончик без крышки. – Вот сюда. Христа ради…
– Да… конечно… – Митя засуетился, выбирая картофелины покрупнее. – Вот… – Клубни стукнули об алюминиевое дно.
– Храни тебя Господь… – и бабка двинулась по краю асфальта, неспешно переставляя полуботинки. Митя встретился с Елькой глазами. В них, в Елькиных глазах, не было теперь клоунского азарта. Был… вопрос какой-то. Митя опять огрел себя по лбу.
– Елька! Надо ей насыпать полный бидон!
– Ага! Давай, я… – Он схватил ведерко, побежал, выгибаясь от тяжести, догнал бабку. Начал совать в бидон картофелины. Кажется, говорил что-то. А она стояла обмякшая. Почти что испуганная…
Елька побежал обратно, а бабка мелко крестила его вслед. У Мити нехорошо зацарапало в горле. Будто он виноват был и перед этой старушкой, и перед всем белым светом.
– …Вы так ни хрена прибыли не поимеете, джентльмены, – раздался рядом юный басок. – Благотворительность и бизнес две вещи несовместные, как говорил классик.
Это подкатил на велосипеде парень лет восемнадцати – в обрезанных джинсах, в майке с портретом какой-то рок-звезды, в сдвинутых на лоб очках-зеркалках.
– Научить вас торговать?
– Обойдемся, – буркнул Митя. Не очень, правда, решительно.
– Невоспитанный ребенок… Ладно, вали ведро в кузов, беру не торгуясь.
К багажнику была приторочена пластмассовая корзина (вроде тех, что в магазинах самообслуживания). Митя ухватился было за ведро. Но умный Елька сказал:
– Сперва деньги…
– Ты что, юноша! А где доверие фирмы к покупателю? Я такого отношения не приемлю!
– Тогда жми отсюда, – бесстрашно посоветовал Елька.
– Тю-у, какой невежа! Я вот обтрясу с тебя морскую атрибутику! – Парень перекинул ногу через раму. У Мити вмиг осело в низ живота все нутро. А парень опустил очки, как забрало. – У вас патент на торговлю есть?
– Вон люди идут, – сказал Елька. – Сейчас крикну, будет тебе патент и счастливый момент. С печатью на заднице.
И правда, от моста двигались прохожие, человек десять. В том числе два военных. И парень укатил с резвостью велогонщика.
"Уф… Что я делал бы без Ельки?"
А Елька схватил три картофелины, бросил над головой и… зажонглировал, как цирковой артист.
– Господа, подождите минутку! Гляньте, что за картошка! Лучше картошки, чем эта, больше нигде даже нету!
И опять их обступили. Кто-то смеялся. Седоусый дядька спросил цену и раскрыл большущий, старинного вида саквояж.
– Сыпьте, артисты. Глядеть на вас – полный спектакль.
А Елька не унимался. Он щедро кинул в саквояж свои три клубня (сверх того, что вывалил Митя) и встал на руки. И пошел так вокруг телеги.
– Уважаемые покупатели, торопитесь! Товар кончается, магазин закрывается!
У Мити купили сразу две порции – из большого и маленького ведра. И опять покупателей не стало. А на другой стороне дороги Митя увидел странную девицу. Девочку… Кажется, свою ровесницу.