— Все случилось!
— Вот и расскажите об этом.
— Я никогда себе не прощу. Не прощу за то, что оказалась такой дурой. Я позволила этой маленькой интриганке обвести себя вокруг пальца… а потом и вас втянула. Мне казалось, я хорошо разбираюсь в человеческой природе. За то сравнительно короткое время, как мы знакомы, эта особа стала мне почти дочерью. Она казалась такой беспомощной, такой беззащитной, совершенно не способной постоять за себя. И подумать только, что произошло!
— Продолжайте. Расскажите подробно. Понимаете, у нас, возможно, очень мало времени.
— Но эта женщина — настоящая Лукреция Борджиа![1] Распутница, отравительница, убийца!
— Пожалуйста, изложите факты, — слегка повысил голос адвокат, изучающе разглядывая Сару Энзел.
— Ну, начать с того, что коронер эксгумировал тело Гортензии Пакстон и установил факт ее отравления. Это сделала Мирна Дейвенпорт.
— Когда вы все это узнали?
— Все началось, когда мы приехали домой. Под дверь было подсунуто извещение о телеграмме. Мирна позвонила на телеграф. Похоже, ее послал кто-то из друзей, чтобы она позвонила немедленно, в любое время дня и ночи.
— Дальше?
— Мирна позвонила, человек сообщил ей про эксгумацию тела и о взятии желудка и других органов на анализ.
— Что потом?
— Поверьте мне, мистер Мейсон, за всю свою жизнь я не была так сильно потрясена. Мирна стояла тихая и скромная, как всегда, и неожиданно сказала: «Тетя Сара, прежде чем лечь спать, я хочу немного поработать в саду».
Мейсон с изумлением приподнял брови.
— Вообще-то она обожает свой сад. Это ее единственное развлечение. Но подождите, пока не услышите, что эта особа делала!
— Да-да, слушаю внимательно.
— Я была совершенно разбита, — продолжала миссис Энзел. — Я уже не молода и не так сильна и вынослива, как когда-то, чтобы совершать утомительные поездки в ночное время. Мне не терпелось добраться до постели, но все же я решила сначала принять горячий душ. Соответственно, поднялась к себе наверх. Надо объяснить, моя комната находится на третьем этаже и выходит окнами во двор позади дома. Ну и как вы думаете, что я увидела? Чем занималась Мирна?
— Что она делала? — нетерпеливо спросил Мейсон.
— Совершенно спокойно копала яму, очень глубокую. Она вовсе не занималась цветами. У нее в руках была лопата, она копала.
— Дальше?
— Как раз в тот момент, когда я за ней наблюдала, она принесла какие-то пакетики в бумажной упаковке, бросила их в яму, после чего стала ее засыпать землей. Забросав полностью, Мирна аккуратно положила сверху снятый слой дерна. Все это у нее получилось ровно и незаметно.
— Затем?
— Все это время я стояла у окна и наблюдала за ней. Я не из тех людей, которые любят совать нос в чужие дела, но не лишена естественного любопытства, присущего всем нормальным людям.
— Что же вы сделали?
— Спустилась вниз и поймала эту лицемерку до того, как она успела избавиться от лопаты.
— Дальше?
— Я спросила ее, чем она занималась. И что услышала! Когда она, мол, нервничает, то всегда выходит в сад и занимается цветами, сейчас она окапывала некоторые растения, рыхлила землю, прибитую поливкой, теперь совершенно расслабилась, может вернуться в дом, лечь спасть и проспать двадцать часов, не просыпаясь.
— Что вы сказали?
— Попросила показать, где она копала, но она ответила, мол, это не важно, кроме того, мне давно пора спать.
— Дальше?
— Я настаивала, хотела видеть, где она копала. Как будто мне интересно знать, как она это делает.
— И что же?
— Она мне всегда казалась скромной и застенчивой женщиной, совершенно безвольной, которая привыкла безропотно подчиняться всем и каждому, но видели бы вы ее в тот момент! Она была упорна как каменная стена. На меня не смотрела, не соглашаясь с просьбами. Упрямо повторяла своим тихим голосом, что это сущие пустяки, я расстроена и нервничаю, утомлена нашим ночным путешествием, мне следует немедленно лечь в постель.
— И потом?
— Я спросила ее напрямик, почему она врет. Спросила, для чего она выкопала эту яму. А она, нагло глядя мне в глаза, все отрицала.
— Что вы сделали?
— Я выхватила у нее из рук лопату и пошла прямиком на лужайку к тому месту, где она только что копала.
— Далее?
— Только тогда она пожелала признаться, но я не заметила, чтобы ей было стыдно, она даже не повысила голоса, когда сказала: «Тетя Сара, не делайте этого». А когда я поинтересовалась почему, она пояснила: «Я очень аккуратно положила дерн на прежнее место, никто не заметит яму. Если вы разворошите мою работу, сразу станет ясно, что здесь что-то зарыто.
1
Борджиа Лукреция (1480–1519), дочь Родриго Борд-жиа (папы Александра VI); Борджиа, знатный род испанского происхождения, игравший значительную роль в политической жизни Италии в XV–XVI вв., из-за применявшихся его членами средств достижения власти эта фамилия стала символом вероломства, авантюризма, распущенности.