Сначала Марк думал, не отправить ли ему сыщиков за учениками Дельмаса и де Перреном, но потом, посмотрев в окно, где приветливо голубело небо, решил сходить на улицу аптекарей лично. Взяв с собой оруженосцев, он шёл по людным улицам, глядя по сторонам. Этот день был светлым, и на улицах царило оживление. Устав от долгой тёмной ночи, горожане спешили по своим делам или просто прогуливались, заходя в лавки и раскланиваясь со знакомыми.
В доме аптекаря Меро его встретила жена де Перрена Хлоя. Это была невысокая пухленькая молодая женщина в платье с оборками. На её круглом личике светился алый румянец, а густые золотистые кудряшки были аккуратно уложены под кружевной чепец. Когда он объяснил ей причину визита, она с сожалением развела руками.
— Увы, моего мужа нет дома. Такой чудесный сегодня день! Он вышел прогуляться и вряд ли вернётся до обеда.
— Тогда могу я поговорить с вами и вашим отцом? — спросил Марк.
— Конечно! Пройдите в гостиную, я позову отца!
Марк прошёл, куда она указала, и попал в небольшую уютную комнату с камином, где стоял стол под бархатной узорчатой скатертью с кистями, несколько красивых резных стульев и высокий застеклённый шкаф с выставленным в нём фарфоровым сервизом. Подойдя ближе, Марк убедился, что фарфор дешёвый и расписан довольно грубо. Хотя им пользовались нечасто, наверно только по праздникам, края тарелок и супницы уже успели немного потемнеть.
Обернувшись, Марк увидел на противоположной стене удивительную картину. На ней был изображён тёмный пруд с водяными лилиями, в котором плавал белоснежный пеликан. Марк был так удивлён, увидев здесь такое необыкновенное творение, что поспешил рассмотреть его вблизи, и удивился ещё больше, увидев, что на самом деле пруд, лилии и пеликан вовсе не нарисованы, а вышиты гладью. Мастерски уложенные стежки создавали удивительное впечатление объёма, от чего птица казалась живой.
— Отец сейчас придёт, — услышал он голос Хлои де Перрен и обернулся.
— Откуда у вас такая восхитительная вышивка? — спросил он.
— Вам понравилось? — зардевшись от гордости, спросила она, подходя ближе. — Я вышивала её целый год и закончила совсем недавно. Жиль подарил мне перед свадьбой небольшую картину, которую нарисовал сам, и рассказал, что пеликан — это символ жертвенной любви, и именно так он будет любить меня до самой смерти. Картина была такая красивая, что я решила вышить её. А он подсказывал мне, как располагать перья птицы и лепестки цветов, какие нитки использовать. Когда я закончила, то сама была удивлена тому, как чудесно получилось.
— Птица, как живая! Вы словно видели её!
— Я благодарна вам за похвалу, — рассмеялась она. — Может, подать вам вина?
— Не нужно, я ненадолго. Просто хотел подробнее расспросить кавалера де Перрена о Дельмасе, но теперь расспрошу вас.
Вскоре явился и аптекарь Меро, такой же низенький, пухленький и румяный, как его дочь. Они были бесхитростны и сразу прониклись доверием к гостю, который так любезно похвалил вышивку Хлои. Расспрашивая их о Дельмасе, он постоянно сворачивал на де Перрена, и выспросил у них всё, что его интересовало.
— Жиль столько перенёс в плену! — горестно воскликнула Хлоя, глядя на барона. — У него вся спина исполосована кнутом, а на руках и ногах остались следы от цепей. Он говорил, что его несколько лет держали в сыром подвале, и он там чуть не умер! Как могут люди быть так жестоки!
— Ему действительно досталось там, — поддержал её возмущение аптекарь. — Представляете, его даже пытали за попытку сбежать, и прижигали ему плечо калёным железом. Это такого-то доброго и кроткого человека! Он так заботится обо всех, и о нас с Хлоей, и о Дельмасе. Постоянно покупает книжки и выписывает для него разные рецепты.
— Он и вам помогает? — спросил Марк. — Такая редкость в наши дни, чтоб зять помогал тестю!
— Не знаю, как у других, а мне повезло с зятем! Он мне как сын, хоть и не слишком молод! Он помогает мне в лаборатории, растирает порошки, отмеряет травы, следит за тем, чтоб не переварились отвары. Да что говорить, у меня иногда бывает несварение, и чтоб я не потерял клиентов, Жиль делает вместо меня лекарства. Я его научил!
— То есть ваш зять сам управляется с этим делом без вашей помощи?
— Да! — простодушно закивал Меро. — Что в этом сложного! Он знает, где что лежит, умеет готовить и смешивать ингредиенты. Конечно, сложные лекарства, связанные с перегонкой и экстракцией готовлю я, но то, что попроще, может приготовить и он.
— Например, поставить настойку, слепить пилюли или смешать мазь? — подсказал Марк.
— У него это ловко получается, — кивнул Меро. — Был бы помоложе, я бы взял его к себе учеником.
— Ну, возраст учёбе не помеха, — заметил Марк.
— Ну, что вы, — улыбнулась Хлоя. — Жиль не беден, у него нет нужды служить или работать. К чему ему впрягаться в такое дело, да ещё с его здоровьем! Хочет помогать отцу, пусть помогает, только вскоре у него и другое дело появится.
Она снова почему-то зарделась, а отец подмигнул ей и пояснил:
— Скоро я стану дедом, и Жилю придётся нянчится с малышом, так что мне самому придётся заниматься своей работой, не перекладывая её на плечи зятя!
Марк поспешил поздравить их с такой радостной новостью и, задав ещё несколько вопросов, простился. Когда он вышел из дома, улыбка сползла с его лица. Он побрёл по улице, обдумывая то, что узнал. Мог ли де Перрен знать де Серро, может быть, они были знакомы раньше, ещё в Вермодуа, или познакомились на каторге, и тогда все его рассказы о плене — лишь выдумки, чтоб объяснить свои шрамы. И то, и другое было вероятно, как и то, что де Перрен, имея доступ в лабораторию тестя, вполне мог изготовить там поддельные пилюли и потом подменить ими те, что сделал Дельмас. Да и обеспечить себе возможность остаться в лаборатории одному было не сложно. Достаточно подмешать старику в еду что-то, что вызвало бы у него несварение. Что-то ещё беспокоило Марка после этого разговора, но он никак не мог понять что.
Обедать он отправился домой, и застал там суету. Мадлен готовилась к вечернему приёму у Клермонов. Это был её первый выход в свет как графини де Лорм и она хотела блеснуть в новом статусе, потому что уже выяснила, что на приём прибудут и другие титулованные особы, в том числе Делвин-Элидир, Блуа и де Грамон, и конечно с супругами, которые будут наряжены в парчу и бархат и обвешаны драгоценностями.
— Даже не знаю, — нерешительно пробормотала она, сидя за обеденным столом напротив мужа. — Мои драгоценности сохранились, и я нашла несколько чудных украшений в тех сундуках внизу, но платья… Они все испорчены при пожаре.
— Я же дал тебе денег на новые, — напомнил Марк, подозрительно взглянув на неё.
— Они сшиты, и очень хороши для баронессы, но достаточно ли они роскошны для графини де Лорм?
— В любом случае, ни один портной не успеет сшить тебе платье до вечера.
— Если честно, то я уже заказала ещё одно, из белой парчи, и оно уже к вечеру будет готово. Ты ведь не сердишься?
— За что?
— Оно дорогое, Марк. Но все дамы так расхваливали эту парчу… Я понимаю, что тогда у нас были проблемы с деньгами, но теперь…
— Не сержусь, — проворчал он. — Что ещё?
— Я подумала, что нам следует подарить что-то Флоретте и её мужу. Ну, они ведь в нашу честь устраивают этот приём. К тому же мы только познакомились с Габриэлем, они поженились недавно, и мы ничего не дарили им на свадьбу.
— Они нам тоже, — перебил Марк.
— Но они устраивают приём!
— Клермон устраивает его под благовидным и благородным предлогом, но не ради нас. Он пригласил гостей, имеющих влияние при дворе, и нас в том числе, чтоб заявить о своём явлении ко двору и заручиться поддержкой перед тем, как просить аудиенции у короля. Ну, и, подозреваю, он хочет похвастаться красавицей-женой. Я его понимаю.
— Ты о чём? — надула губки она.
— О том, что мне тоже хотелось хвастаться тобой после свадьбы. И сейчас я делаю это с удовольствием, потому не сержусь на то, что ты заказала платье, которое, как я подозреваю, обойдётся мне в месячное жалование.