Я молчал.
Ничто не украшало стен скорбной комнаты. Ни одной грамоты Майкрофта, ни одного рисунка, фотографии или картины. Я сравнил его аскетичное обиталище с захламленной конурой на Бейкер-стрит и снова поразился разуму Майкрофта. Ему не требовалось ничего внешнего — он хранил внутри все, что когда-либо видел, читал или чувствовал. Ему достаточно было закрыть глаза, чтобы очутиться в Национальной галерее, пролистать книгу в читальном зале Британского музея или — что более для него характерно — сравнить донесения разведки из отдаленных концов Империи с ценами на шерсть в Уигане и со статистикой занятости в Хоуве, а затем, исходя из этой и одной только этой информации, приказать повысить чиновника или тайно приговорить предателя.
Майкрофт громко захрипел и проговорил:
— Злодейство, Шерлок.
— Не понял?
— Злодейство. Не менее гнусное, чудовищное, чем любое из вульгарных делишек, за которые ты берешься. Преступление против мироустройства, природы человека, против порядка вещей.
— Должен признаться, дорогой друг, я за тобою не успеваю. О каком преступлении речь?
— О моей смерти, в частности, — пояснил Майкрофт, — и о Смерти, как явлении, в общем, — он взглянул мне в глаза. — Не правда ли, такое стоит расследовать, старина Шерлок? Это займет тебя подольше, чем дело того бедолаги, дирижера духового оркестра в Гайд-Парке, убитого третьим корнетистом посредством стрихнина.
— Посредством мышьяка, — автоматически поправил я.
— Тебе предстоит узнать, — прохрипел Майкрофт, — что мышьяк, который — без сомнения — наличествовал, осыпался в тарелку с покрытой зеленой краской эстрады. Симптомы отравления мышьяком — чушь какая-то. Нет, это стрихнин прикончил бедолагу.
Майкрофт мне больше ничего не сказал. Ни в тот день, ни позже. Его последний вздох пришелся на вечер четверга, а в пятницу работяги из Снигзби и Малтерсона вынули из окна фрамугу и опустили останки моего брата на мостовую, как опускают рояль.
На похоронах присутствовал я, мой друг — Уотсон, кузина Харриет и больше никого, в строгом соответствии с указаниями Майкрофта. Ни одного представителя аппарата, МИДа, никого даже от клуба «Диоген». Майкрофт при жизни был нелюдим и таким же остался после смерти. Итак, три человека и священник, который брата моего не знал и понятия не имел, что придает земле всесильную длань британского правительства.
Четверо работяг крепко сжимали канаты, опуская останки моего брата в чертоги вечного покоя. Готов поклясться, они сдерживались, чтобы не проклинать вслух вес тела. Каждому я дал по полкроны.
Макрофт умер в пятьдесят четыре года. Когда гроб опускали в могилу, мне казалось, я слышу его резкий сухой хрип: «Неправда ли, такое стоит расследовать?»
Не такой уж у незнакомца был и сильный акцент. Несмотря на ограниченный словарный запас, он пытался говорить на местном наречии. Обучался он быстро. Старик Гао прокашлялся и сплюнул в пыль. Он ничего не отвечал. Ему не хотелось вести незнакомца в гору, тревожить пчел. Из опыта Старик Гао знал: чем меньше беспокоишь пчел, тем лучше. А если они укусят варвара, что тогда?
Волосы незнакомца были редкими и серебристыми, а нос — первый варварский нос, увиденный Стариком Гао — громадным и крючковатым. Он напомнил Старику Гао клюв орла. Загорелая, морщинистая кожа незнакомца приобрела тот же оттенок, что и его собственная. Старик Гао сомневался, что в состоянии оценить выражение лица варвара так же верно, как выражение лица нормального человека, но оно казалось ему вполне серьезным и — вероятно — грустным.
— Зачем вам?
— Я изучаю пчел. Ваш брат говорит, тут имеются крупные черные. Необычные пчелы.
Старик Гао пожал плечами. Он не стал поправлять ошибочно названную родственную связь.
Незнакомец спросил, обедал ли Старик Гао, и, когда тот ответил — нет, попросил Вдову Жанг принести им супа и риса, а также что-нибудь съедобное с кухни. «Съедобное» оказалось блюдом из тушеных древесных грибов, овощей и крошечной, прозрачной рыбешки, более всего напоминавшей головастиков. Мужчины ели молча. Когда они закончили, незнакомец повторил:
— Для меня было бы честью, если бы вы показали мне своих пчел.
Старик Гао промолчал, но незнакомец щедро заплатил Вдове Жанг и закинул мешок за плечи. Он подождал и, когда Старик Гао встал, отправился за ним. Варвар нес мешок, словно тот ничего не весил. Он силен для своего возраста, решил Старик Гао и задумался, так ли сильны все остальные варвары?