— Как грустно, — пробормотал Фонтейн.
— А я считаю, что ей повезло, — заметил Джин Хо, отодвигая от себя опустевшее блюдо из-под пирога. — Лучше печальная история любви, чем никакой.
— Странно, но прапрабабушка так и считала, — заметила Бланка, взглянув на него. — Анор Ланеро и его любовь, а вовсе не деньги и драгоценности, были для неё настоящими сокровищами. Именно об этом и написано на последних страницах её дневника. Там столько трогательных и красивых слов, что мне остаётся лишь жалеть, что я не могу открыть их миру, потому что должна сохранить её тайну. Однако это относится только к дневнику, — Бланка снова взглянула на Марка. — Ваше сиятельство, Фабьен сказал, что вам понравились эти стихи, и вы даже считаете, что из них могут получиться красивые баллады. Быть может, вы возьмёте с собой эту тетрадку и передадите её кому-то в Сен-Марко, кто положит эти стихи на музыку. Тогда голос Дианы дель Рео услышат многие, и её страстную любовь никогда не забудут. Ведь не только она, но и Анор Ланеро достоин этого!
— Почему бы и нет, — с улыбкой кивнул Марк и взял в руки протянутую ею тетрадку.
— Да, — воскликнул Фонтейн, — и я надеюсь, что баллады Дианы дель Рео будут звучать на нашей свадьбе!
— На свадьбе? — Марк с любопытством взглянул на него.
— Конечно! Вы оба: и ты, и этот наглый мальчишка с перемазанной сливками физиономией правы: если мне нужна моя Бланка, то незачем выдумывать какие-то препятствия и условия! Я женюсь не на приданом, а на девушке! И судьба прекрасной Дианы дель Рео служит нам всем уроком: нет дороже сокровища, чем любовь!
— Пафосно! — рассмеялся Марк. — Но верно!
— Так выпьем же за это! — лис вытер лицо салфеткой и взялся за кубок. — Поверьте старому бродяге: нет в этой жизни ничего дороже тех, кого мы любим!
Его тост с радостью поддержали.
Тонкие пальцы мальчика-менестреля перебирали струны лютни, и из-под них лилась в мир нежная и трепетная мелодия. А Марк листал старую тетрадку, и слегка выцветшие строчки, написанные изящным женским почерком, словно сами ложились на этот незатейливый мотив. И сам не заметив этого, он начал тихонько напевать:
Пьяный воздух южной ночи
Спит на листьях белых лилий.
Небосвод дыханьем ветра
Овевает водопад.
И небес неспящих очи
Светом землю озарили.
В шляпе траурного фетра
Тихо дремлет старый сад.