Наконец эта пытка закончилась. Плювинье остановил автомобиль и помог мне выйти. Коленки дрожали, меня немного подташнивало, и я решила, что никогда в жизни не сяду в такой самодвижущийся экипаж, даже если вокруг не останется ни одной лошади. Пешком ходить буду. Придумали умники паровоз без рельсов! Нет у этого изобретения будущего и не может быть при такой тряске.
Мы сели на скамью, с которой открывался изумительный вид на Париж. Глядя на окружающий пейзаж, на устремившуюся к небу Эйфелеву башню, я вздохнула: меня пленяла красота этого старинного города, а я не могла ею насладиться. В мозгу засела заноза — кто убил Андрея и за что?
— Да ты в саже, Полин! Дай-ка я уберу ее. — Доминик достал батистовый платок и принялся вытирать мне лицо. — У меня, кажется, есть запасные очки. Хоть немного убережешься от грязи.
— Скажи, Доминик, что ты знаешь о театре «Ренессанс»? — спросила я, отведя в сторону его руки.
— В прошлом году театр купила великая Сара Бернар, она хочет ставить пьесы Ростана и, разумеется, играть в них главные роли. Причем она собирается воплощать как женские образы, так и мужские. А пока она репетирует, на сцене «Ренессанса» идут оперетты и буффонады. Сегодня, например, «Соломенная шляпка» Эжена Лабиша — замечательный водевиль. Может быть, сходим? Мне как сотруднику прессы положены контрамарки.
— Нет, спасибо, не хочется.
— Тогда почему ты спросила о «Ренессансе»?
— Да так. Утром прочитала афишку в газете.
— Полин. — Доминик взял меня за руку. — У меня к тебе серьезный разговор.
— Что случилось?
— Я не просто так приехал за тобой. У меня ощущение, что ты в опасности.
— В опасности я была не далее как несколько минут назад, трясясь в твоем автомобиле.
— Я говорю серьезно, Полин. Сегодня, когда я выходил из редакции, меня подстерег какой-то человек и сказал…
— «Передайте мадам Авиловой, что если она не скажет, где прячет картины из мастерской Андре, ей не поздоровится», — договорила я за него. — Верно?
— Примерно так, — удивился Доминик. — Поэтому я сразу, вместо того чтобы направиться на бульвар Майо, где собираются водители автомобилей, приехал к тебе. Я боюсь за тебя, Полин…
— Интересно, а этот человек сказал, куда я должна принести картины? Допустим, я согласилась, и что, я должна дать объявление об этом в газете?
— На этот счет он ничего не говорил. Лишь просил предупредить тебя. Возможно, он намерен еще раз встретиться со мной или сам обратится к тебе. И вообще, от всего этого у меня голова идет кругом. Ведь я же не сыщик, а простой репортер. Я описываю преступление, а не расследую его. Может, стоит обратиться в полицию? Я могу описать этого человека.
— У меня есть идея! — воскликнула я. — Этот шантажист подходил и к Улиссу тоже, а значит, Улисс сможет его нарисовать. И еще мсье Бертильон говорил мне что-то о словесном портрете. Можно попробовать составить такой портрет и вывести шантажиста на чистую воду!
Неожиданно раздалось утиное кряканье — это мальчишки нажали на резиновую грушу, находящуюся справа от руля автомобиля.
— Пойдем, Полин. Я отвезу тебя домой. — Доминик поднялся со скамьи. — Мне пора на бульвар Майо.
Обратный путь я перенесла значительно легче. То ли я уже привыкла к тряске, то ли дорога была лучше. Автомобиль быстро несся вниз по пологому склону холма, из-под колес летели комья грязи, а несколько собак бросились нас догонять, словно увидели огромную удирающую кошку. Я уже не обращала внимания на тряску и сажу, а наслаждалась удивительным ощущением скорости, когда горизонт мчится тебе навстречу и его не загораживает лошадиная задница…
Около дома нас ждал взволнованный Улисс. Из окон выглядывали привлеченные шумом автомобиля постояльцы.
— Полин, наконец-то! Где ты пропадаешь?! Я все выяснил! — бросился ко мне Улисс.
— Что ты выяснил?
Теперь я знаю, что обозначают пятна и линии на картине Андре! Это вход в катакомбы. На картине, которую рисовал Андре, показан путь в подземелье поверху — это дорога между публичным домом «Ла Гурдан» и театром «Ренессанс», а его сумасшедший приятель начертил план подземелий с входом из «Порт-Сен-Мартена». Надо срочно идти туда!
— Улисс, почему такая спешка? — спросил Плювинье, раздосадованный тем, что на его автомобиль швед не обратил ни малейшего внимания. — Эти катакомбы уже триста лет как выкопаны, неужели с ними что-то случится, если ты опоздаешь?