– А вот это – наше подземное заграждение. – Судакис взмахнул перед моим носом очередным свитком. – Взгляните на него, Дэйв. Надежно, как целомудрие весталки.
В отличие от первых двух этот пергамент требовал более тщательного изучения. Подземные ограждения – самое слабое место любой свалки токсичных заклинаний. Идеальным решением было бы, конечно, разместить свалку на плаву над озером алкагеста – универсального алхимического растворителя, который разъедает всякое зло. Но, увы, алкагест создает новую проблему: quis custodiet ipsos custodes?[3]. Будучи поистине универсальным, он растворяет все, с чем соприкасается – а значит, и само основание свалки.
Некоторые смелые научно-магические журналы предлагают использовать магнитную левитацию или сильфов, чтобы приподнять этот искусственный остров над всерастворяющим озером. Я считаю, что изобретателю, который попытается осуществить подобный проект, следовало бы самому пожить в административном здании свалки. Левитация – обычное физическое явление и в качестве такового подвержено влиянию магии. А сильфы не так уж хорошо летают, как принято думать. Работа им быстро надоедает, они начинают играть, дурачиться – и забывают обо всем, Нет, сильфы не годятся там, где задействован универсальный растворитель. Его использовали в Первой Магической войне, но не во Второй. Алкагест слишком эффективен даже в качестве оружия. Проедая себе путь прямо к центру Земли, он может вызвать истечение лавы или пробудить неведомые древние Силы. Никто не способен даже хранить алкагест – да и как это сделать?
Поэтому никакого алхимического растворителя под Девонширской свалкой не было. Проектировщики обошлись набором классических средств защиты: мощи, реликвии и священные тексты чуть ли не всех религий, которые знает человечество. Система была отлажена на совесть, и заклинания обновлялись дважды в год, чтобы в соответствии с законом контагиона распространять действие амулетов на те участки, где на самом деле ничего не зарыто.
– Что ж, на планах вроде все как положено, – нехотя признал я. – А как у вас с соблюдением графика освящения?
Тони Судакис разложил передо мной новые свитки.
– Вот сертификаты Святого Престола, Национального конгресса Церквей и Департамента Юстиции.
Я изучил и эти документы. Придраться было не к чему. Конечно, руководство свалки могло подделать сертификаты: худшее, на что способны гражданские власти, если обман раскроется, – это отрубить нарушителю голову. Но нужно быть последним идиотом, чтобы подделать подпись или печать представителя Церкви. За такое преступление человека ждет вечное наказание.
Я отодвинул груду свитков к Судакису.
– Честно говоря, не знаю, что вам и сказать. Все это выглядит вполне убедительно. Но в окрестностях свалки творится что-то неладное, в этом нет никаких сомнений. – И я рассказал ему о врожденных уродствах, о вампиризме и ликантропии.
Судакис нахмурился, – Вы не сочиняете?
– Ни единого словечка. Готов поклясться Иеговой, если хотите.
Бог свидетель, я не самый ревностный иудей, но нужно быть отъявленным мерзавцем, чтобы подкрепить ложь подобной клятвой. К тому же люди, готовые рискнуть спасением души, поклявшись именем Господа, все равно не смогут скрыть этого от духовного контроля АЗОС.
Хмурое лицо Судакиса окаменело, словно вылепленное из гипса.
– И все же, если дело дойдет до суда, наши адвокаты докажут, что сведения, на которые вы ссылаетесь, – всего лишь статистическое отклонение, никак не связанное с содержимым Девонширской свалки.
– Возможно.
Дать бы ему по физиономии! Я сдержался – не столько из страха получить отпор, сколько потому, что, подравшись с управляющим, подпортил бы репутацию АЗОС.
Судакис снова извлек янтарный амулет, лизнул кончик пальца, провел им по гладкой поверхности и пробормотал несколько слов на незнакомом мне языке.
– Теперь мы можем какое-то время поговорить без протокола, – сказал он, пряча амулет.
– Неужели? – хмыкнул я.
Мне не очень верилось в его откровенность, зато были все основания полагать, что он не прочь узнать побольше и о планах Агентства, и о моих намерениях. Адвокаты, которых он грозится на меня натравить, придут в восторг, если я сболтну лишнее.
Но он продолжил:
– Да, и мне кажется, так мы лучше поймем друг друга. Мне не нравятся факты, о которых вы сообщили, совсем не нравятся. С тех пор, как я здесь служу, это место считается вполне безопасным, и я хочу, чтобы оно таковым и оставалось. В конце концов, мне за это платят.
– Если так, зачем вы отключили Подслушника? – спросил я. По правде говоря, я не был уверен, что его маленький спектакль мог что-нибудь отключить.
– Потому что компания требует, чтобы я грамотно и профессионально управлял местом, которое приносит ей доход. И я хочу оправдать ее доверие.
На мой взгляд, это было странное, нелогичное заявление. «Неужели человеку приходится затыкать уши Подслушнику только затем, чтобы сказать, что он хочет выполнять свою работу на совесть?» И все же Тони убедил меня. У многих директоров больших корпораций рыльца в пушку. Они обделывают темные делишки втайне от собственных сотрудников. Если хоть один из них пронюхает о рвении Судакиса, то независимо от того, предпримет управляющий свалкой что-нибудь или нет, его выставят на улицу.
– Откуда вам известно о том, что происходит в окрестностях? – спросил он. – Вы рылись в архивах монастыря святого Фомы, специально выискивая компромат?
Судя по его осведомленности, он не так прост, как кажется…
– Нет, честно говоря, все было иначе, – ответил я, – сегодня утром мне позвонили из округа Сан-Колумб и попросили проверить, что тут происходит. Я так и сделал и сообщил вам, что обнаружил.
– Ах вот как! – Судакис выставил подбородок, – Интересно, каким образом Чарли Келли с другого конца страны видит здесь то, о чем даже вы, можно сказать, местный житель, не догадывались?
Нет, Судакис не так прост: он точно знал, от кого я получил информацию.
– Такова его работа – видеть то, чего другие не замечают, – ответил я, обуреваемый подозрениями. Пути, которыми Судакис узнал о Келли, казались весьма непривлекательными.
– Да, разумеется. Но откуда? – Если Тони притворялся, то ему в пору давать уроки лицемерия. Он взглянул на свое запястье и пробормотал нечто скатологическое[4] – более безопасный способ выразить свои чувства, чем божба или проклятия. – Мои вонючие часы отстали на сутки. Должно быть, на них тоже повлиял здешний мусор.
– Могли бы позволить себе что-нибудь получше, чем дешевый механикал, – заметил я и поиграл хвостиком Хранителя времени, обвивавшего мое запястье. Это был воспитанный маленький демон, более высокого класса, чем тот, что сидел дома, на туалетном столике. Он вздохнул, потянулся, пропищал: «Одиннадцать сорок две» – и опять уснул.
Судакис снова пробормотал что-то насчет дерьма.
– Подслушник проснется с минуты на минуту. Я не могу заклинать его два раза подряд. Вообще не люблю этот фокус. Здесь и так слишком много магии. По этой же причине я не ношу таких часов, как вы. Механикалы меня вполне устраивают. Когда старый ломается, я просто покупаю новый, и мне не приходится заботиться ни о каких обрядах.
Я пожал плечами – это его трудности. С механикалами я стараюсь иметь как можно меньше общего. Если бы Иная Реальность не была столь же реальна, как наша, они еще могли бы сгодиться. Но, как заметил Ателинг Мудрый, большинство Сил обладают личностью, а у механикалов ее нет. Поэтому они не могут противостоять ударам неистовой судьбы – не говоря уже о неистовых, а иногда попросту злых Силах.
Порой, дав волю фантазии, я пытаюсь себе представить, как просто было бы жить в мире, если бы все силы природы оказались такими же неживыми, как те, что действуют в механикалах. Тогда человечеству не пришлось бы защищаться от мегасаламандр, сидящих на крыльях суперсильфов и готовых испепелить все города мира. Не разразились бы Магические войны, опустошившие целые страны. И мне не пришлось бы беспокоиться о свалках токсичных заклинаний и постоянно увеличивающемся загрязнении окружающей среды. Жизнь была бы гораздо приятнее.