— Не тяни уже, приводи приговор в исполнение, и так много времени с тобой, гуляя, потеряла.
— А что еще насобирал, узнать не хочешь?
— Не особо. Я ж не слушаю не хвалу, не хулу.
— А как же благодарность за дела твои?
— Сколько Властелинов в ожидании благодарности озверели, ты ж их и наказывал, а многих даже убивал. Поступаю как считаю нужным, а там, что хотят, то пусть и говорят, или вон в совет жалуются.
— А зря не слушаешь. Знала бы тогда, что и благодарность есть. Женщины молятся, чтоб так все и было, войны нет, голода нет, за детей спокойны, за мужей не переживают.
— Тебе по части женщин видней.
— Да и вот, к примеру, Грин уж как благодарен, даже прошение за тебя писать хочет. А знаешь почему?
— Нет.
— Что дочь его жива. Он мальчишкой просидел сутки в овраге рядом с сестрой, что раньше времени родилась, тогда их просто выкидывали и всего делов. Это сейчас спасают, и его дочу спасли.
— Это не я спасла, а лекари.
— Так ты ж могла их запретить.
— Могла, не могла, что хочу, то делаю. Голову рубить будешь?
— Нет, не за что тебе рубить, даже штраф за отсутствие регистрации не выпишешь
— Не выпишешь. Постоянная регистрация после пятисот лет владения положена, а пока могу и без нее властвовать. Но раз голову мне сегодня рубить не будут, могу поработать немного.
— Чем силу прятала?
— Ничем. У тебя особенность знать, где смерть тебе подобных, у меня — быть человеком. Правда, с тобой это очень болезненно оказалась, чуть не убил. Пририна, мне отвар в кабинет и печенек любимых, придется бумаги всю ночь разбирать.
— И мне все тоже самое туда же.
— Я с собой не звала.
— А мне твое приглашение и не нужно, могу в любой комнате находиться.
Сидит, бумаги разбирает, стопки большие, в основном все в топку, что-то на полку дальнюю, что-то в ящик ближний, на что-то сразу ответила, над чем-то задумалась.
У нас впереди вся вечность, может и повредничать немного. Или много. Время есть. Вот и письма от других Властелинов, золотые листы сверкают, кто-то весь из себя такой, только на золоте, хотя последнее время все меньше таких, не у всех золото на переписку есть. Что скрывать, в юности и у меня была таких пачка, когда я был глуп, спесив и наивен, верил в справедливость, ждал благодарности, потом наивность ушла, ожидания не оправдались, осталась работа, которую выполнял честно и со всем усердием. Может и стоило все это пройти, чтоб с ней встретиться.
Золотые листы отняли у нее много времени, она уже несколько раз их перечитала. Потом ее взгляд задержался на мне, о чем-то серьезном задумалась. Может ей мой совет нужен? Я готов его дать. Улыбнулся ей подбадривающе.
Она листы подмахнула и они исчезли, кто-то дождался ответ на свое послание, а может договор-купли очередной империи подписала.
Бух. Бух-бух. Странный звук, непривычный, давно я отвык от этих стуков в грудине.
— Вот теперь можно и познакомиться. Всевластья Погромовна, потомственный Темный Властелин, регистрационный номер двадцать-семнадцать.
— Понял уже. Залог вернулся.
Сердце, что прилагалось к помолвке. Бух-бух-бух. Вот стучит, аж в ушах отдается. Так это мои листочки подмахнула, подтвердив расторжение. Так я тот болван, что от нее отказался, опозорив. Вот и ответ в моих руках появился.
— Не буду мешать тебе свое призвание реализовывать.
— Почему сейчас? Три тысячи лет прошло. Да и последствия от разрыва.
— А что ж ты раньше о последствиях не думал? Отказать может невеста, тогда все честь по чести, а если отказался жених…
— То не будет у нее выбора, кроме победителя. Всего лишь приз она в турнире страшном. Так это всего лишь заветы древние, кто их соблюдает?
Вот и второе послание, что турнир назначен, все желающие могут получить Империю и прилагающуюся к ней хозяйку. Бесправная, бессловесная. И все из-за моего гонора безграничного, с годами обломанного. А ведь мог по-другому все решить, так не стал, о себе только думал, о себе.
— А что ж вы по заветам штрафуете, а? По семье соскучилась, давно не видела.
— Не мог тебя Погром Всевластьевич выгнать, не указ ему мнение окружающих.
— Так он и не выгонял. Две тысячи шестьсот пятьдесят семь штрафов заплатил по заветам выписанных, только вот две тысячи шестьсот пятьдесят восьмой в мои руки попал, так и узнала, что зря все эти годы из свадебного платья пыль выбивала. Да и поняла, почему гостей поток так резко уменьшился, только самые близкие, верные смели к запятнанным приезжать. А знаешь, кто штрафы по заветам-то выписывал?
— Я их просто утверждал, раз в год все сразу.
— Не читая, не вникая, не думая.
— Административка, не моя работа. Совместительство.
— Что ж, я твое обращение рассмотрела, внимательно изучила, свидетельские показания собрала и решила подтвердить. Теперь ты свободен, лучший Меч Справедливости.
Портал открылся, зияя темнотой.
— Это что такое?! — шумел Погром Всевластьевич.
— Папа!
Прижалась к отцу, ластится, соскучилась. На меня никто внимание не обращает.
— А этот что тут делает? Это он тебя заставил?
— Нет, ты же сам знаешь, заставить меня невозможно. Он тут как представитель Совета, жалобы рассматривал.
— Жалобы? Да я сейчас ему уши откручу!
Вот верю, что открутит, я бы за свою дочь не только уши бы пооткрутил. А главное за дело же.
— Пап, не трогай его, тебя еще в камере замуруют из-за нападения на должностное лицо, мама расстроится.
— Мама расстроится? Да она рыдает горючими слезами, уже два леса сгорело. Ничего, я сначала этому по шее надаю, а потом и победителю.
— Не вздумай!
— И вздумаю!
Что ж, понятно в кого упрямство у моей Лу Погромовны.
— Уже!
Да, последний бой будет с тестем. Главное, не изувечить, а то она меня точно не простит. А так хоть какой-то шанс на прощение через очень много веков есть. Заявка отправлена, я первый в списке. Не отдам никому! Моя!
ГЛАВА Турнир
— Он что все ещё здесь делает?! — гремел Погром, узрев меня за завтраком.
— Пап, чуть тише.
— И так тих!
— Пап, ты голосом горы рушишь, сейчас мой дом трещать начнёт.
— У тебя другой есть. Вон, рядом замок целый, а она в пристройке обосновалась.
Сказал это бывший будущий тесть существенно тише.
— А этот тут пока гость и участник турнира. Законы ты знаешь.
— Вечно законом прикрывается. Тоже мне, гость — в горле кость.
— Вот, кстати о костях, скоро участники, организаторы прибудут, нужно дом для них сделать. Я тут план набросала.
Листы появились в руках Погрома.
— Так, сойдёт. Комнат не многовато?
— Так уже двести пятьдесят заявок. По заветам до трехсот сорока восьми можно, делаю по максимуму.
— Сколько голодранцев развелось. Сама построишь или мне доверишь?
— Сама. Я ж тебя знаю, устроишь ещё какие сюрпризы в комнатах. Мама когда появится?
— Только после турнира. Сказала, что не сможет спокойно на это смотреть и не вмешиваться.
— А если мама вмешается, то землетрясений не избежать.
— Не для того мы тебя растили, чтоб ты, как стакан убогий, в карты разыгрывалась.
— Ой, не бери в голову, всегда есть выход.
— Даже два — самоликвидации или отречение в башне заточения, — подтвердил я со знанием дела.
— Ууууу, Отчуждение! Моя дочь в чёрной башне до скончания веков! Вот зря мать послушал, не оторвал ему голову.