— Второй дом свой защищал, у нас бароны в основном тихие, Властелина жуть как боятся, но, когда выпьют, и отчудить могут. Облил дом горючкой да поджечь хотел, мужик его сзади обухом и ударил, факел затушил, чтоб горя не случилось. Сил не рассчитал, да и кто бы в такой ситуации силы бы рассчитывал, а?
— И что, теперь любой барона убить может?! Вот в былые времена да запросто не так посмотрел на барона, так сразу на кол. Дед деда рассказывал, что ему его дед говорил, что раньше вдоль дороги вместо украшений колы да виселицы были, а сейчас фонарные и верстовые столбы, тьфу, — высказался заказчик, отсчитал сто монет и ушёл.
— Так, и что же там за механизм?
— Просто весы.
— И как они работают?
— Да кто ж их знает. Знал бы, уже миллионщиком был бы.
Смотритель тяжко вздохнул и продолжил протирать пыль.
— А принцип работы?
— На одну чашу весов дело кладут, на второй вердикт появляется
— Подменять не пробовали?
— Как же не пробовали, все по первости пробуют, кто без руки остался, пытаясь шестеренки подкрутить, кто пальцы сломал, вердикт подкидывая, кто исчез просто. Эх, а такие деньги можно было заработать. Эх, Ирод Проклятущий, все сломал. Вот дед мой, взятки брал, так за дело же брал, без дела не дают, и дом отгрохал, и славным человеком считался. Эх.
Что ж, до Весов в Зале Судейства Совета им еще далеко, там они просто великолепны, это я без лишней скромности заявляю, сам делал, ну и эти неплохи, работа тонкая, внимательности и терпения требует, работают исправно, проверил. Не подсуживает. Можно все проверить, но стоит ли тратить на это время?
Лу все еще сидела в таверне, и что она там нашла такого примечательно, народ дикий, свистит, шумит, шутки несмешные орет, Бродягой же опять обзывают.
— А тут так можно сидеть?
— Ей можно, — ответил Грин, — она штрафов на тридцать лет вперед заплатила, так что ноги на стол ей разрешено закидывать, даже запрещенные слова время от времени кричать разрешается, оплачено.
— Да ты тут своя.
— Своя, тут заказы принимают, все в Империи об этом знают.
— И часто берешь?
— Часто, на них и живу. Мало их последние время, вот пришлось и твой взять.
— Не мой, а Совета.
— Да мне без разницы. Грин, комната готова?
— Все, как ты любишь, Бродяга, даже теплая вода.
— Красота. Все, я отдыхать, а то ожидание денег столько сил отняло, мама дорогая.
— Вот, кстати, о маме. Ты дом родной навестить не собираешься? Рвалась сюда и все мимо ходишь.
— Не собираюсь.
— Ладно, на знакомство с родителями не напрашиваюсь. Но они-то по тебе уже соскучились наверняка.
— Не думаю. Они меня из дома родного выгнали.
— Выгнали?
— Ага. Жених бросил, так позор на все семейство, вот и выгнали, чтоб себя обелить. Так что нет у меня дома.
— Это что за законы такие?
— А это не законы, это заветы предков.
— Дураки предки.
— Других нет. Пошла я, вода стынет.
— Спинку потереть не надо?
— А хочешь?
— Очень!
— Так тут за углом общественная баня, спин нетертых полно.
Ага, комната знаю где, всего-то второй этаж. Окно открыто, сама лазейку оставила, жары особой нет, чтоб окна открывать настежь, меня ждет, ой, как ждет, соскучилась.
И подкова по моему лбу очень скучала, и где она ее только достала, лошадей рядом нет, кузницы тоже, ведь не ошибся же, ждала, я бы даже сказал — поджидала, только голова в окне показалась, так и прилетело железо. И кто этих женщин поймет, а?
— Дело возьмёшь, Бродяга?
— У меня уже есть, вон, представителя Справедливости до Тёмного Властелина веду.
Грин побледнел.
— Бродяга, это же гиблое дело, ещё никто оттуда не вернулся.
— Ой, Грин, туда просто ещё никто не доходил, говорят, охотники до гиблых озёр доходили и обратно возвращались, всякую чушь рассказывая.
— Не чушь. Там мертвецы живые ходят, а испарения душат.
— Вот и проверю. Бу, можешь уже из-за угла выйти, подслушивать некрасиво.
— Лу, это ты подслушиваешь, а я информацию добываю. Идём в Буйск.
— Что ты там забыл?
— Недовольные там, волнения всякие, митинги, мятежи.
— Не стоит туда ходить, — предостерёг Грин, — хорошего ничего там нет.
— Здесь нигде ничего хорошего нет.
— А когда Властелина убьешь, сам править станешь?
— Нет, нового назначат, раз старый погиб. Он же вас всех угнетает.
— А новый не будет?
— И новый будет.
— А смысл тогда?
— Для сравнения, потом будете в былинах писать как было, как стало и опять жаловаться. Следующего тоже казнят, нового назначат, опять жалобы, опять казнят, опять назначат, опять жалобы.
— Понял, а если наоборот, что-то хорошее про него написать?
— Не припомню такого. Хотя, — придвинулся ближе, голос проникновенный, — заставляет писать о себе хорошее?
— Нет, но я бы написал.
— И чтобы написал?
— Меня он устраивает, не надо нового.
Вроде не под воздействием, а такую глупость несёт. Не может никого Властелин устраивать, всегда какая-то мелочь найдётся для неудовольствия.
— Пошли, Лу, Буйск ждёт нас.
ГЛАВА Двадцать первая неделя
Погромы, как приятен их звук для моего уха. Лозунги, чаще всего глупые, борьба за справедливость, о которой ничего не знают, желание все поделить и разделить, а чаще просто отнять у соседа. О, как мне нравится за чашкой кофе с балкона наблюдать за этими толпами митингующих.
И балкон нашёлся, и даже кофе, гостиница, правда, была вся разбита. Ничего, были условия и хуже, как вспомню ночлег в побеленном домике, так волосы дыбом, вот где кошмар и ужас.
С завтраком покончено, надо и службу знать.
— Пошли.
— Иди, я тут побуду, а то ещё затопчут.
Эх, и куда удаль делась?
Так, вот и первая толпа, молодежь, идут с плакатами.
— Против чего протестуете?
— Против Властелина!
— Притесняет?
— Ага!
— Как?
— Как только может. Мало того, что учиться заставил, так ещё потом и на работу гонит. А мы хотим по полям гулять, в театры ходить, одежду по последнему слуху носить, а он — работать.
— Так не работайте?
— А монеты? Тогда ж монет нет.
— А вы хотите монеты и не работать?
— Да, много монет и не работать. Гнать Властелина! А ну круши!
И пошли крушить, что попало.
Другая группа родителей протестовала, что должны учащихся содержать. Учителя протестовали, что должны учить простых, гениев им не додали, пастухи, что зелени мало, и так далее. И, главное, все крушили и крушили, крушили и крушили.
Так до ночи и проходил, слушал причины.
Так, вроде и не пил, а в голове стучит молотком, даже сказал молотками. А, не в голове, на улице, уф, а то решил, что совсем здоровье запустил. Лу сидела на балконе и пила морс из диких ягод, вот не боится отравлений, глупая.
— Что это?
— Восстановление. Сами сломали, сами и чинят.
— Пошли.
— Вот еще, тебе надо, ты и иди, я тут побуду, а то еще что делать заставят.
Кажется, мы поменялись местами, теперь мне приходилось переживать за зад Лу. Главное, чтоб этот зад был ко мне как можно ближе, а там разберемся.
Знакомый студент колотил витрину.
— Вот гады, сломали.
— Так ты и сам крушил.
— Их милое дело крушить, тяп-ляп сделали, а я-то делал с душой.
— То есть твое крушить нельзя, а чужое можно?
— Да! Я же старался, делал, ремонтировал, а они совсем не ценят чужой труд!
— А ты чужой ценишь?
— А что его ценить, еще сделают.
— Ну и ты еще раз отремонтируешь. А не ломать не пробовал?