— Разберитесь с этим, — говорит она своим охранникам, показывая на Йоссе и сирот. — Я хочу поговорить наедине со своей дочерью, — меня охватывает дрожь, потому что я почти уверена, что ее слова закончатся тем, что я останусь мертвой на этих досках. — Ты довольна? — рявкает она на меня. — Лесаж мертв, город горит, а люди, которым мы поклялись служить, страдают.
Я поднимаюсь на локтях и смотрю в ее холодные темные глаза.
— Я рада, что все могут увидеть, какой ты монстр.
— Я — не монстр. Это делаешь ты, Мирабель!
— Не я убила королевский двор в Версале и уничтожила полицию Парижа. Не я отравила своих бывших союзников и всех аристократов, которые посмели выступить против Теневого Общества. Я не пыталась истребить торговцев рыбой или стереть поля, чтобы заставить людей слушаться.
Мама шагает ближе.
— Мне не нужно было бы идти на такие меры, если бы ты не обратила людей против меня. Порядок был почти восстановлен.
Я отклоняю голову и смеюсь.
— Восстания не прекратятся. Ты не можешь бросить половину королевства ради остальных. Это была глупость Короля-Солнце, но это и твоя ошибка. Ты презирала его, но совершила ту же ошибку.
Мама бьет меня по лицу. Отпечаток ее ладони болит на моей щеке, но я радуюсь боли. Я упиваюсь ею, смеюсь, и мама уже готова лопнуть.
— Хватит!
— Восстановить порядок можно, только объединив людей.
Теперь смеется мама.
— Аристократы никогда не объединятся с обычными людьми.
— Разве? — я указываю на толпу, где Людовик, Амелина и маркиз де Сессак вместе с аристократами, торговцами рыбой и прочими бьются с ее Теневым Обществом, приближаясь к эшафоту. — Мне они кажутся едиными.
С яростным рычанием мать лезет в плащ с золотым орлом и извлекает кинжал длиной с предплечье. Сталь блестит, когда она поправляет хватку, отражая огонь в толпе. Огонь в ее глазах. Быстрее, чем я когда-либо видела от нее, она бьет меня по лицу. Лезвие со свистом летит ко мне. Я отклоняюсь влево, но в щеке вспыхивает жгучая боль. Когда я подношу пальцы к уху, они становятся горячими и влажными.
— Ты разрушаешь все, над чем я работала, — скалится она, когда я отползаю подальше. — Все хорошее, что сделало Теневое Общество. Ты такая же, как твой отец. Мешаешь и всегда недовольна. Безрассудная и лживая.
— Это лучший комплимент, который ты мне когда-либо делала, — выдыхаю я.
Со злобным криком она бросает кинжал мне в грудь. Он крутится, летит быстрее, чем молния Лесажа. Я сжимаю кулаки. Закрываю глаза. Готовлюсь к приступу боли. Но грубые руки бьют меня по плечу, и мир наклоняется. Моя голова ударяется о доски, и в ушах раздается пронзительный звон. Но все же я слышу это — мокрый стук металла, пронзающего плоть. Резкий вдох.
Я вскакиваю, Грис падает на колени, одна рука падает на мое платье, а другая поднята в сторону матери. Кинжал, предназначенный для меня, торчит из его груди. Он смотрит на нее, потом на меня, его глаза широко распахнутые и онемевшие.
— Грис! — кричу я, когда он падает, дрожа. Кровь течет из раны, пропитывая его тунику и смачивая мое платье. Я сжимаю его руку, как будто могу втиснуть в него свои силы. — Все будет хорошо, — яростно говорю я. Но румянец уже сходит с его щек.
«Нет, нет, нет».
Несмотря на то, что он сделал, он все еще мой брат. Мой лучший друг. Он спас нас в конце.
Я безумно пытаюсь зажать поток крови юбкой, пытаюсь вернуть кровь в его грудь. Он не может умереть. Не так. Когда мои последние слова ему были такими уродливыми. Я прижимаю ладони вокруг кинжала в груди, но алое пятно растет быстрее. Кровь густая, почти черная.
— Хватит, — хрипит он. — Ничего не сделать.
— Не говори так. Я верну тебя в лабораторию и…
Он слабо сжимает мои пальцы.
— Прости, Мира, — его лицо белое, резкий контраст с красным пятном, стекающим с его губ. Его глаза цвета корицы блуждают, ища меня сквозь боль. — Мне очень жаль.
— Тише, — я убираю волосы с его глаз. Слезы текут по моему подбородку и падают на его лицо, но он, кажется, этого не замечает. Он тянется вверх, и его пальцы скользят по моей щеке. Уже холодные. Я кладу свою руку на его и наклоняюсь к его ладони — большой и сильной, покрытой множеством знакомых мозолей.