— Разве? — Маргарита смеется.
Время замедляется, Людовик XIV тянется к свитку. Его золотые и серебряные кольца сверкают на солнце. Рюши на запястьях покачиваются от холодного ветра. Крик подступает к моему горлу, его пальцы задевают отравленный пергамент. Я хочу кричать, чтобы он остановился, но зубы сжаты, удерживают слова как тюрьма.
Яд ужасно быстрый, как матушка и заказала. Едва он разворачивает свиток, высокий вой срывается с губ Короля-Солнца. Он падает на колени, и мои легкие горят, пока я смотрю, как он разрывает камзол и терзает кружевной воротник. Его лицо багровеет, и на жуткий миг все замирает. Затихает. А потом дофин кричит, низкий вопль похож на крик умирающего животного, и тишина разбивается, как стекло.
Боже.
Просители пятятся, разбегаются, как курицы, когда в курятник попадает лиса, и я смотрю в ужасе, как дофин кричит имя своего отца, зовет на помощь, зовет лекаря.
Слишком поздно.
Король падает лицом в брусчатку. Его безукоризненный парик слетает с головы, а алый плащ окружает его, как кровь.
Невидимый кулак ударяет меня по животу, и меня тошнит на мою обувь.
— Возьми себя в руки, девчушка, — говорит Лесаж. Он взмахивает руками, и изумрудный огонь трещит, слетая с его пальцев. Опасный живой огонь, зовущийся дезинтегратором.
Огонь врезается в ворота дворца, и со скрежетом ломающегося металла фигуры в плащах цветов драгоценных камней и бархатных масках появляются из ниоткуда и расходятся по толпе, словно мухи, нашедшие чуму.
Все Теневое Общество.
Маргарита и Фернанд надевают свои бархатные маски и кричат, бросаясь в толпу. Они, наверное, думают, что я присоединюсь к ним, но мои дрожащие ноги не слушаются. Еще волна тошноты толкает меня на колени. Это безумие, и это все моя вина.
Я не избавила мир от гадкого герцога.
Я убила короля Франции.
2
ЙОССЕ
Я должен заниматься множеством дел. Список Ризенды бесконечен: почистить репу, отмыть котелки, подмести на кухне, собрать лук-порей. И так далее. Сбегать к дворцу и прятаться в кустах под третьим слева окном второго этажа — точно не из списка. Но меня нельзя винить. Серьезно. Я шел к саду, чтобы собрать лук-порей, когда свет утреннего солнца упал на тропу так, что я невольно заметил, какими круглыми и гладкими были камешки, сияли как капли серебра.
Идеального размера, чтобы бросать их в окна.
Трепет пробегает по мне, я бросаю первый камень, представляя там мадам Лемер, свернувшуюся, как дракон в крепости. Старуха страшнее змея, и ее язык остаточно резкий, чтобы плеваться огнем, потому я и должен спасти сестёр.
Тук, тук, тук.
Камни отлетают от позолоченных ставен, как пули. Еще несколько остаются без ответа, но я настойчивый.
«Ну же, старуха».
Еще три, и ставни распахиваются.
Не дожидаясь ее ослиного вопля или хлопающих, как у индейки, складок, я хватаюсь за решетку и подтягиваюсь. У меня было много практики в лазании. Много деревьев в саду, чтобы меня не побили дети при дворе, когда я был младше, а теперь навесная стена вокруг комнат служанок для другого дела.
Мадам Лемер тут же замечает меня, но не успевает обозвать бастардом-свиньей и закрыть ставни, я прыгаю в окно и чуть не сбиваю ее на пол. Она кричит, врезается в бело-розовую стену, и ее кудрявый парик падает на пол. Он так похож на одного из маленьких пуделей мадам де Монтеспан, что я отчасти жду, что он залает. Или укусит меня.
Анна и Франсуаза пронзительно хохочут — лучшее приветствие для меня — и я бегу по комнате и поднимаю их со стульчиков. Их чашки падают на пол, и я топаю по горячему чаю, устраивая еще больший бардак. Мадам Лемер права, я свинья, порчу дорогие ковры цвета шелковицы своей грязной обувью, стряхиваю листья и прутики с волос. Я делаю это намеренно. Во-первых, забавно смотреть, как мадам Лемер хватается за грудь и лепечет. Во-вторых, проще ворваться, как торнадо, устроить погром, чем смотреть на кровати из красного дерева с шелковыми одеялами, мешая себе сравнивать их с моим тонким соломенным матрацем в комнате слуг.
— Как мои девочки? — спрашиваю я, усаживая по одной на ногу. В пять и семь их уже тяжеловато носить, особенно в их пышных сатиновых юбках, но я поднимаю их выше, стиснув зубы, чтобы мы могли потереться носами. Наше особое приветствие.
— Лучше, чем ты, — говорит Франсуаза, старшая из моих сводных сестер. Она хлопает меня по щеке, мое сердце тает, как теплый заварной крем. — Уроки ужасно скучные.