У меня возникает соблазн развернуться, схватить девочек и оставить придворных убегать самим. Они никогда меня не послушают, и любой миг может стать решающим для того, чтобы добраться до прохода. Но Мари стонет в ладони, и все внутри меня сжимается, как тряпка для мытья посуды. Заслуживают или нет, я не могу оставить их умирать.
Я ставлю сестер у стены и шагаю к мужчинам, кашляя, поскольку они не удосужились заметить меня.
— Я знаю выход, — объявляю я.
Они дергаются от моего голоса, и хоть он близок к смерти, Конде умудряется хмуро посмотреть свысока на меня.
— Слава святым! Королевский бастард пришел спасать нас.
— Не время для политики, — рявкаю я. — Идемте.
Старый генерал машет рукой.
— Они оставили стражей у всех ворот. Нас тут же убьют.
— К счастью, мой выход без ворот. За мной. И скорее.
Людовик отрывает от стола взгляд, его голубые глаза рассекают меня, как нож мясника.
— Если я и Гранд Конде не можем найти путь, ты точно не можешь.
— Ладно. Хотите умереть, я только рад исполнить желание.
— Осторожнее, брат, в разговоре с королем Франции, — заявил Людовик.
Людовик король? Значит, наш отец, Король-Солнце, мертв. Я едва его знал, но все еще ощущаю потерю в душе. Словно меня ударили каблуком.
— Королева? — шепчу я.
Конде бросает взгляд на Мари, та рыдает сильнее, а он тихо говорит:
— Ее Величество мертва на веранде. Я защищал дофина, не успел добраться до нее.
Я задеваю носком трупы в масках на полу.
— Кто они?
— Не знаю, — говорит Конде. — Но их ведет придворный маг, Лесаж. Предатель. Он сожжет всех нас своей дьявольской магией.
Дрожь пробегает по мне от макушки до пальцев ног.
— Прошу, идемте.
Людовик ударяет кулаком по столу и кричит:
— Уходи! — в тот миг окно возле двери разбивается. В комнату влетает луч зеленого огня, ударяет по стене на волосок от места, где стоят Анна и Франсуаза. Шипящий зеленый пепел попадает их руки, и они вопят, как мыши, попавшие в ловушки под кухонными шкафами.
«Нет, нет, нет».
Я лечу по комнате, хватаю их и убираю с их кожи горящую сажу. Затем я перепрыгиваю через Мари, которая смотрит на меня с болью на лице, а потом поднимается на ноги и впивается в мою тунику. К моему удивлению, тяжелый топот шагов Конде и ворчание Людовика о том, что он должен вести нас, сопровождают нас по коридору.
Представьте себе. Идти за бастардом оказывается лучше, чем сгореть заживо.
— Это твой гениальный план? — говорит Людовик, когда я нажимаю на выемку на перилах лестницы, и панель отодвигается. Признаюсь, выглядит немного зловеще. Стены в трещинах, кривые, и от резкого запаха гниения я кашляю. Людовик колеблется, но, к счастью, он намного ниже меня и тонкий, как стебелек, поэтому я толкаю его внутрь с такой силой, что он падает на колени. Без извинений я подталкиваю остальных за ним. Затем я забиваюсь внутрь и запираю дверь.
Нас поглощает тьма. Воздух тяжелый и кислый, и влага со стен пропитывает рукава моей туники, пока мы продвигаемся вперед. Мари всхлипывает, Конде стонет и прислоняется к стене, Людовик ругается, пытаясь удержать старого генерала на ногах, а девочки тихо плачут в мое плечо. Вот тогда я замечаю, что пятнышки усеивают их кожу, как веснушки. Они круглые, с приподнятыми центрами, которые светятся тусклым зеленым светом. Мои ребра сдавливают сердце, и я задерживаю дыхание, вытирая большим пальцем пятно на пальце Франсуазы. Оно не размазалось.
Проклятие.
Никто не произносит ни слова, пока мы блуждаем в темноте. Мои руки болят от веса сестер. Кажется, что мы шли часами. Днями. Я делаю глубокий вдох и в сотый раз поправляю хватку. Все, что нужно, чтобы обезопасить их.
«Но ты уже их подвел», — я смотрю на пятна, и мне становится не по себе.
Когда мы добираемся до скрытой двери за конюшнями, Людовик радостно вопит, но за ним тут же в ужасе кричит Мари. Как только я выхожу из туннеля, я сдерживаю свой крик. Южные леса залиты оранжевым пламенем. Жар бьет меня по лицу, и дым льется по горлу, как подливка. Я привел нас к вратам ада.
Хмурый Конде почти утыкается в мое лицо.
— Не стой, не то мы горим заживо, мальчик! Ты привел нас сюда.
Я ищу самый безопасный путь и молюсь, чтобы Ризенда вылезла из сарая или поманила с опушки леса. Вина сковывает мои ноги, и они становятся тяжелыми, как валуны. Глупо было думать, что старуха сможет выжить в этом хаосе.
— Кажется, я должен отвести нас в безопасное место, — Людовик бросает на меня взгляд, полный отвращения, устремляется в северный лес. Я приподнимаю брови, но решаю не упоминать, что Пти-Парк — это самое близкое к дикой природе, что он видел, — и он теряется на тех ухоженных тропинках.