Желтоглазый мужчина резко вдохнул, но, когда Клэр поднял голову, он увидел, что волшебница взяла себя в руки. Она держалась за плечо, словно снова поранилась, красные искры появились в ее огромных зрачках, а потом они погасли.
— Вы правы, — удивительно хрипло. — Благодарю, мистер Клэр. Микал, нам нужно уходить отсюда.
— Колдун… — Клэр не хотел сообщать ей новость, но это нужно было сказать.
От Левеллина Гвинфуда остались лишь куски обгоревшей плоти и обломки костей, и они все еще были заперты в круге голубого огня и ряби.
— Выглядит мертвым, конечно, — она резко вдохнула и пошатнулась. Желтоглазый мужчина посчитал ее безопасной, шагнул вперед и снова взял ее за руку. Как только он сделал это, Бэннон содрогнулась сильнее, напряжение оставило ее. — Хорошо, что устранили. Хотя, подозреваю, он не думал, что они расправятся с ним в такой манере.
«Они?».
— В какой манере? — поинтересовался Клэр, Микал повел волшебницу к двери и выглянул в коридор.
— Используют как наживку, — тон мисс Бэннон был мрачным. — Теперь они знают, что я у них на хвосте, и знают точно. Микал?
Он тащил ее за собой.
— Я слышу шаги. Там, откуда мы вошли, и шагают легко.
Мисс Бэннон пьяно покачивалась, ее каштановые волосы выбились из шпилек.
— Я… я не могу…
Ее глаза закатились, стало видно белки, она обмякла. Щит не замер, подхватил ее на руки и мрачно взглянул на Клэр.
— Она истощила себя.
— Похоже на то, — согласился Клэр, он шел следом в коридор. Отовсюду раздавались крики и стоны, корабль раскачивался на волнах в море безумия. — Давно она себя так мучает?
— С рассвета прошлого дня, не спала и очень мало ела. А до этого неделя была полной работы.
Клэр прижал шляпу к голове.
— Это меня не удивляет. Куда мы теперь?
— Домой, — и мужчина больше ничего не сказал.
Глава седьмая
Завтрак в Мэйефейр
Рассвет разнесся над Лондинием как гром. Прилив покатился по улицам, и каждая ведьма и маг, а также чародейки и собиратели искр, замирали, позволяя потоку наполнить их. Прилив двигался вверх по реке, растекаясь по улицам, пока рассвет пытался пробиться сквозь пелену сажи, и Эмма ненадолго почти проснулась и перевернулась, затерявшись в собственной кровати. Она пыталась отогнать сонливость, но, хотя Прилив пополнил волшебную энергию, она лишала себя других ресурсов слишком сильно, и сон утащил ее за собой.
Когда ее глаза, наконец, открылись, ее поприветствовала своя комната, тускло освещенная, синие бархатные шторы были задернуты, а часы из золоченой бронзы тикали на камине сами себе. Мягко мерцал шар ведьминого огня, закованный в серебро над ее рукомойником, став ярче, когда она приподнялась на локти и зевнула.
Ощутив ее возвращение в сознание, комната задрожала. Она взмахнула рукой, пальцы трепетали, и шторы медленно раздвинулись, колокольчик на них низко пропел. Тусклый серый свет Лондиния лился в окно. Дом пробуждался вместе с госпожой, и она услышала шаги в коридоре.
— Бонжур! — пропищала Северина, распахивая дверь. Ее пухлое лицо озаряла широкая солнечная улыбка, ее чепчик был поразительно белым. — Chocolat et croissant pour ma fille, — ее юбки задевали величественный голубой ковер, ее глаза весело сияли. Ошейник с договором прижимался к ее горлу, сияя, поверхность металла была с любовью отполирована.
По ошейнику можно было многое сказать о слуге. Ошейник с договором давал определенный статус, рекомендации и законные права. Многие маги выше уровня Мастера могли и нанимали только слуг с такими ошейниками, это был вопрос верности и безопасности.
Были и другие, темные причины такого предпочтения, но Эмма предпочитала не думать о них. Не утром, по крайней мере. Она потянулась, кривясь, когда несколько мышц заныло.
— Бонжур, Северина. Твоя внучка уже родила?
— Нет еще, нет еще, — аромат поднимался над серебряным подносом в ее пухлых руках, за Севериной шли вместе Кэтрин и Изобель, горничные, чистые и бодрые. Шрам на лице Изобель уже неплохо залечился от новой методики сшивания плоти. Эмма кивнула, когда они опустились в реверансе. — Monsieur le bouclier с нашим гостем. У них такой завтрак! Повару придется послать за ветчиной.
— Оставлю это умелым рукам повара, — Эмма зевнула и выбралась из постели. Все болело, волосы загрубели от грязи. — Изобель, милая, набери мне ванну. Кэтрин, сегодня что-нибудь старое. Я ужасно быстро порчу платья.
— Зеленый шелк подойдет, мэм, — светлое в веснушках лицо Кэтрин сжалось, когда она заговорила, ее ошейник тоже сиял. Она часто вздрагивала в конце предложения, хотя ее воротник был относительно простым. Или Эмма считала его относительно простым. Слабые от плохого обращения часто теряли верность, даже если на них был ошейник, она видела достаточно, чтобы знать это.