Карта империи висела над камином с медными линиями и в рамке из цейлонского эбонита, она отливала золотом, показывая солнечный путь между доминионами империи. Солнце никогда не садилось, Британия была огромной.
Но даже она не была безграничной или непоколебимой.
Эмма смотрела, напрягая колени, мгновение обдумывая желание скрыться за стенами и ничего не делать. Она заплатила более, чем достаточно за каждую полученную мелочь.
Но это было бы изменой другого сорта. Оставить королеву без волшебницы, готовой заниматься худшим.
А еще ее гадкая гордость поднимала голову. Может, были Главные сильнее, чем Эмма Бэннон, и некоторых общество принимало лучше, может, один или двое были такими же верными. Но никто из Главных не опустился бы на те глубины, куда она была готова пойти, ради службы Британии.
Ради службы девушке, которую усадили на трон, и которая с удивительным умением и яростью боролась с теми, кто хотел ее использовать.
«Потому я так хочу оставаться в этих оковах?» — Эмма повернулась, с усилием разжимая ладонь. Щит встретился с ней взглядом.
Что она могла сказать?
— Пока я не ушла… это было несправедливо, Микал. Я… была не в себе.
Кивок. Или принятие извинения, или просто подтверждение того, что он услышал.
Ее Щит был гордым. Этому она уже научилась за месяц. И события этого дня были как ведро холодной воды. После… дела с Кроуфордом она сосредоточилась только на службе Британии. Словно работа до истощения и нервные срывы могли дать ей ответ.
«Другого шанса спросить может и не выдаться».
— Микал?
— Прима.
— Зачем ты сделал… что сделал?
«И как поверить, что ты не пренебрежешь снова клятвой Щита, если осудишь меня, как осудил его? Или ты пренебрежешь? Я мало знаю, чтобы понять, что тебя подтолкнуло. Может, стоит попросить мистера Клэра обдумать это», — на миг она подумала, как объяснит ментату, что была закована в цепи, и Главный круг не ее создания чуть не вырвал волшебство из нее с корнями, и как она слышала, как пальцы Микала сжались на горле Кроуфорда. Треск костей, ужасные звуки удушения смешивались с ее криками паники.
Беспомощности хватало, чтобы довести Приму почти до безумия. Или дальше. И Эмма не знала, осталась ли в здравом уме после испытания.
Может, Микал решил не так понять ее вопрос.
— Был выбор между служением Приме и смертью, — его бесстрастное выражение не дрогнуло. — Вы сами это сказали, Прима. Они убили бы меня, если бы я не служил у волшебника, который мог бы защитить меня, и только вы были готовы сделать это.
«Как ты сделал вывод».
Было ли опасно продолжать? Она взяла себя в руки и сделала следующий ход.
— Ты можешь, если хочешь, оставить службу мне, но остаться в доме, как в убежище. Коллегия осудит меня, но ты будешь жив, — а ей не нужно будет переживать, в какой миг он нападет на нее и задушит.
— Нет.
Она хотя бы заставила его выразить предпочтение.
— Хорошо. Ты можешь передумать в любой…
— Нет, — его глаза пылали. Она не в первый раз задумалась, сколько ее подозрений насчет его происхождения были правдой. — Не спрашивайте снова, Прима.
«Хорошо. Просто нужно быть настороже. Как и до этого. И наблюдать, как это будет продвигаться», — он все еще не напал на нее.
— Этой ночью тебе нужно быть полностью вооруженным.
Алый свет делал его похожим на статую, но глаза сияли.
— Уже.
— Уже? — она звучала насмешливо, как ей казалось.
— Я не собираюсь играть, когда мою Приму ранили в легкое.
«Твою Приму. Ты думал так же и месяц назад?».
— Я же вернулась?
— Едва, Эмма. Нам продолжать этот разговор, или ты снова поставишь меня на колени, чтобы не тратить время?
«Я извинилась, Микал».
— Будто тебе это не понравилось, — его резкий характер был не лучше ее.
Он решил не спорить в этот раз.
— Не больше, чем вам, Прима. Могу я спросить, куда мы сегодня отправимся? Прилив близко? Через четверть часа.
«Я знаю это», — она посмотрела на тихо тикающие часы дедушки, циферблат показывал разное время дня в виде стадий жизни человека из драгоценных камней. Магия бурлила в глубинах часов, шестеренки, зубцы и пружинки отмеривали каждую секунду вечности. С должной заботой часы будут работать, даже когда толстое дубовое покрытие и металл превратятся в пыль. Торговец клялся, что часы были из лаборатории алхимика, намекая, что когда-то они принадлежали такому персонажу, как фон Такель. Сомнительно… но все же Эмме они нравились, и каменные фигуры были напоминанием.