Микал спустил Эмму из экипажа, Эли был за ней, его глаза в этот раз были большими. Казалось, в прошлой жизни Щит шел за ней, а другой бежал по крышам.
Она ждала, пока повозка пропадет в тумане, а потом пошла по улице, ощущая, как дом Грейсона пульсирует, как больной зуб. Среди защиты напоказ было несколько эффективных слоев, и, если то, что она думала, пряталось там, то это был хитрый способ спрятать это.
— Прима? — осторожно сказал Микал.
Прилив пришел и ушел. Туман сгустился, ядовито-желтый с тусклым сиянием. Эмма задумывалась, не кормили ли газовые лампы туман ночами. Может, он впивался в них, как поросята в свинью, и сияние растекалось по его венам.
— Думаю, будет неприятно, — камень на горле был ледяным, как и кольца на ее пальцах. Кольца эти были любопытными, из эбонита, серебро изящно вбили в них, четыре кольца соединял мостик холодного гематита на подушечках ладоней. На гематите было вырезано Слово, и от него кольца эбонита сжимали пальцы.
Ей не нравилось носить такое, Слово прижималось к коже и все время покалывало. А перчатки надеть не позволялось.
Микал не ответил. Эли переминался, кожа его туфель поскрипывала.
— Как неприятно? — спросил он легким тенором.
Чилд, наверное, выбрал его за голос. Это было в его стиле.
— Мы найдем внутри как минимум одного мертвеца, — она была без шали, без накидки, без шляпки. Хорошо воспитанные женщины так на улицы не выходили.
«Хорошо, что я не такая, хоть и леди. Почти леди».
Она мешкала.
— Что ж, — сказал Эли, — на одного меньше убивать.
— Не обязательно, — ответила она и опустила голову. Они следовали за ней, пока она шла к сияющей груде магии. — Совсем не обязательно.
К счастью, он не уточнял, что она имела в виду. Эмма не знала, могла ли удержать остроту языка. Она не хотела тратить это на Щита, который хотел приободрить ее. Может, Чилд требовал от него споров.
Конечно, ее Дисциплина потрясла юношу.
Железные врата низкой стены, окружающей дом, не были заперты, и Микал осторожно толкнул их, открыв щель, чтобы проскользнуть. Эли последовал за Эммой, гравий хрустел под ногами, дорожка дрожала под давлением тумана. Сады были смутными тенями, входная дверь над тремя потертыми ступеньками была чудищем из дуба в стальных оковах. Там у ступенек сердце Эммы дрогнуло и стало холодным в груди.
Дверь слева была приоткрыта.
Он ждал ее.
— Микал?
— Да, — он был за ее правым плечом, как обычно, и ее плоть похолодела.
Он сломал шею Девона, сохранив голову целой, чтобы она могла допросить тень, но лишив тело контроля над тенью. Словно догадывался, что она захочет допросить мертвого волшебника, и обеспечил безопасный способ сделать это.
Это было… интересно.
— Он мой. Займешься Щитами.
— Да, Прима, — словно ему было все равно.
«Позже будет долгий разговор, Микал. Но пока что…».
— Эли.
— Да, Прима?
— Очень осторожно открой левую дверь сильнее. Очень осторожно.
Не нужно было переживать, тяжелая дверь легко и тихо двигалась. Тьма внутри была кромешной. Защита мерцала перед Взглядом, но не заискрилась и не стала плотнее. Эмма осторожно сдвинула слои, проверяя следы за ними.
Не требовалось, она узнала бы его работу всюду. Казалось, она давным-давно училась завиткам его презрения, змеиным кольцам его интеллекта.
Может, он не понимал, что учил ее каждый миг, который проводил с ней. Уроков было много, они были разными. Она послушно применила сейчас один из них.
«Не лезь в ловушку, не зная ее вида и серьезности, дорогая Эмма, — чуть саркастично и с ядом звучал его голос в голове. — Но, когда поймешь, действуй быстро. И все выйдет».
Она вскинула голову, подобрала юбки и пошла в дверь.
Мгновение тянулась тьма, мерцало черное полотно, но чары были такими простыми, что она сломала их без Слова или заклятий, просто силой воли. Конечно, за ними должно быть заклинание сложнее, опаснее, но она так не думала.
И угадала. Прихожая была узкой, но очень высокой, большие ступени вели к комнатам, и это было отвратительным решением в доме. Казалось, Грейсон специально собирал все самое уродливое.
«Где он будет? Кабинет или спальня?».
— Микал?
— Они не стараются молчать, — прошептал ее Щит. Он указал в сторону. — Там.
«Тогда кабинет», — это было не очень удобно.
— Даже без слуг, — отметила она. — Ужасно грубо.
Фарфоровая ручка на двери кабинета щелкнула. Полоска света расширилась, и дверь, украшенная рисунком херувимов в стиле, что не оценили бы даже десять лет назад, открылась без звука.