Больше, если умру
Комната Людовико была такой же: скромной, узкой и темной, здесь была только кровать на одного, маленький кожаный сундук и свеча, отбрасывающая танцующие тени на ободранные стены. Микал проверил комнату взглядом и кивнул. Эмма передала ему нож, и оружие пропало без его эмоций.
Неаполитанец бросился на кровать, следя за Эммой. Он был быстрым, но его движениям не хватало грации, они говорили о его любви к физической жестокости. Тонкие черные волосы, темные, близко посаженные глаза на лице в шрамах — оспа в детстве была с ним жестока. Он потянул неспешно руки над головой, зевнул и удобнее устроил плечи. Он напоминал рабочего, рубашка была поношенной, но целой, брюки грубыми, а ботинки — пыльными.
Начинала она.
— Даже чая нет. У вас страдает гостеприимство, синьор.
— Поздно пришли, синьора.
— Я не слежу за временем. Не злите меня. Это человек, которого вы будете защищать.
Людовико почесал ребра, другую руку сунул под голову.
— Зачем? Что он сделал?
— Не ваше дело. Вы будете защищать его, пока я буду занята другими делами, — она замолчала, Микал чуть напрягся, свеча трепетала. — Возможно, при этом вам придется убить парочку волшебников.
Эффект был мгновенным и поразительным. Валентинелли сел прямо, прищурил глаза, и стилет с двусторонним лезвием появился в его левой руке. Он крутил стилет над костяшками, Эмма не упустила дрожь ладони Микала.
Это был высокий комплимент от ее Щита.
— Почему он не может стереть il bambino, а? — он указал на Микала, все еще крутя нож над костяшками, ловя его за рукоять. Грязь под короткими ногтями, черные полумесяцы, сочеталась с жиром на шее.
Она подавила желание сглотнуть.
— Не ваше дело. Мне пойти куда-то еще, синьор?
— Ночью? Валентинелли — лучший. Я защищу его от самого дьявола, но вы заплатите. Золотом.
— Гинеями, — улыбка на ее лице не была приятной, как подозревала Эмма, но скрыла гримасу отвращения. — Раз вы джентльмен.
Он направил на нее пальцами и зашипел:
— Даже за золото я не позволю женщине насмехаться надо мной, стрига.
Она собрала терпение.
— Я не насмехаюсь, убийца. Так мне поискать в другом месте?
Он пожал плечами.
— Я беру работу. Двадцать гиней. Больше, если я умру.
— Хорошо, — она не упустила того, как он моргнул от ее готовности к его первой цене. Было плохо не торговаться, но у нее не было терпения на нежности. — Подойдите, синьор. Вы будете к этому привязаны.
— О, вы серьезны, — он встал с кровати и пошел к ней, без грации, но тихий. — Что он сделал, что вы так хотите ему жизнь?
— Не ваше дело, — Эмма не сдавалась, вдруг поняв, как близко к ней неаполитанец. Глаза Микала пылали в тусклом свете, сочетаясь с сиянием свечи. — Мистер Клэр, прошу, подойдите сюда.
Ментат смотрел на Валентинелли в неровном свете, чуть прикрыв глаза. Цвет его лица был намного лучше, он, казалось, пришел в себя от шока в Варке.
— Вы, — вдруг сказал он, — одно время были женаты, сэр.
Валентинелли застыл. Эмма хотела отругать ментата.
— Она умерла, — сказал неаполитанец. — Вы стрига? Или инквизитор?
— Ни то, ни другое, — веки Клэра опустились сильнее. — У вас чудесный акцент. Кое-что…
— Мистер Клэр, — Эмма шагнула вперед и выхватила черный стилет из грязных пальцев Людо. — Хватит уже, идите сюда. Вы знаете, что делать, Людовико.
— Если он инквизитор… — его голос стал выше, на миг из мягкого распева став сухим, образованным и опасным.
— Нет, ради всего святого, не глупите! Он просто ментат. Дайте руку, мистер Клэр.
— Не знаю, что вы имеете в виду под простым… — он звучал раздраженно. Эмма схватила его за руку, нож мелькнул, и он вскрикнул от укуса лезвия. — Что вы делаете?
«Обеспечиваю ваше выживание, несмотря на вашу недальновидность».
— Вы — кошмарная неприятность, сэр. Вашу руку, Валентинелли.
Микал приблизился. Людовико посмотрел на Щита, стиснув зубы, грязные пальцы шевелились, словно под ними была шея. Пот каплями стекал по спине Эммы, холодный и неприятный.
— Ментат? Mentale? Ах, — от него пахло кожей и мужчиной, резким запахом граппы и кислого пота. — Я его прощаю, — его ладонь была удивительно чистой, учитывая состояние его ногтей. Но она видела его разным, и эта сторона была лишь одной из многих.
Она задержала дыхание, пульс угрожал пуститься в галоп, пока она не взяла себя в руки. Мужчина заставлял ее нервничать.
Он напоминал ей детство. То, что лучше было оставить в глубинах памяти и не тревожить.
— Вежливо с вашей стороны, — пробормотала она, коснулась лезвием. Порез на ладони неаполитанца был таким же, как у ментата, она сжала их ладони вместе. Людовико уже так делал, а Клэр сопротивлялся, и ей пришлось пронзить его взглядом и громко цокнуть языком.
Их ладони были сжаты, она ощутила медный запах горячей крови чувствительным носом, закрыла глаза. Ее пальцы были белой клеткой вокруг их.
— С…! — выдохнула она.
Это было Великое слово сковывания, заряд Прилива покалывал ее плоть, проникал в мужчин и жадно лизал кровь. Она отдернула руки, выхватила платок, вспышка пороха отлетела на ободранные стены.
Она пошатнулась, и Микал, как обычно, подхватил ее. Его зубы были сжатыми, Эмма не знала, что выражало ее лицо.
— Вот, — она обрадовалась, что еще могла говорить деловито. — Готово. Приходите к моей двери не позже следующего Прилива, Валентинелли, и после этого мистер Клэр и шага не ступит без вас.
— Как долго? — неаполитанец разглядывал ладонь — гладкую целую кожу, пересеченную тонкими линиями других ран. Он приподнял бровь, его белые зубы стало видно, когда двинулась губа.
— У вас есть другие срочные дела? Так долго, как будет необходимо, Людовико. Пока я не сниму оковы. Надейтесь, что со мной ничего не случится, — даже свеча жалила ее чувствительные глаза. Они зажмурились без ее желания, слезы тут же выступили.
— Домой? — Микал потащил ее, и она не сопротивлялась.
— Да. Домой. Идемте, мистер Клэр.
— Да, — Клэр кашлянул. — Арчибальд Клэр. Ментат. Вот и познакомились.
Она приоткрыла глаз и увидела, как Клэр протягивает неаполитанцу руку.
— Людовико Валентинелли. Убийца и вор. К вашим услугам, сэр, — темные глаза сверкали удивлением.
— Убий… — Клэр решил не заканчивать слово. — Что ж. Очень интересно. Я сопровожу мисс Бэннон к ее дому и буду ждать нашей следующей встречи.
— Хорошо. И будьте осторожны с синьорой, не хотелось бы потерять ее милое лицо. Отдайте мой нож, стрига.
— О, нет, — ее пальцы сжались на рукояти, обмотанной кожей.
«Лезвие теперь заряжено, может разрезать оковы на вас. Не удастся, бандит».
— Не выйдет, Людо. Микал оставит вам тот, что вы в меня бросили. Приятных снов.
С резким звуком нож Людовико вонзился в стену, Микал скривил губы. Ругательства неаполитанца звучали за ними, пока они уходили, но Эмма видела, что он заинтригован.
Хорошо.
Сила, что поддерживала ее после танца с Мехитабель, почти угасла ко времени, когда они добрались до Мэйефейр. В любом случае она не могла найти больше ответов до утра, когда обиралась посетить Коллегию. Темная прихожая была бальзамом, дом сонно замечал ее возвращение. Комнаты будут готовы, слуги привыкли, что она приходит и пропадает в поздние часы.
Эмма хотела бы, чтобы это не было всегда.
— Думаю, вам нужно отдохнуть, мистер Клэр, — она смогла снять обрывки перчаток с болящих рук.
Ментат был заметно оживленным.
— О, естественно. Я буду спать хорошо. А у вас интересные друзья, мисс Бэннон.
«У меня мало «друзей», мистер Клэр».
— Валентинелли — не друг. Он скорее… не враг. Я его забавляю, он надежный. Особенно с кровавой клятвой.
— Да, не уверен, что мне понравилась кровь грязного итальянца на мне, — Клэр шмыгнул. — Но если вы говорите, что он умелый, мисс Бэннон, я верю вашему слову. Я буду ждать его на рассвете или чуть позже.