Беккер был худым, в традиционных красных нарукавниках грузоманта и шерстяной шапке в елочку, тяжелых ботинках и с широкой улыбкой без левого клыка. Наверное, он тоже ненавидел заклинателей зубов или не мог себе такого позволить. Клэр подозревал, что почти все деньги юноши уходили на его больную мать в шали, которая шуршала между одной кроватью и древней печью, тыкала котелок с чем-то кипящим и смотрела на единственного выжившего сына мутными глазами. Женщина не говорила на английском, но Беккер родился в Лондинии, ему повезло больше. Если бы он родился в Германии, здесь им было бы сложнее, и они голодали бы.
— Линдорм, — сказал Беккер, он стоял, потому что предложил Клэру единственное кресло. Валентинелли стоял у двери, разглядывал ногти, комната была слишком маленькой для четырех мужчин и старых женских юбок — Ja. Чуть больше двух недель назад только открылся, делает доставки, — его акцент был смесью языка его матери и песней в нос, как делали на пристани. — Мы удивились. Но они хорошо платили пруссам, и товар разгребали. Никто не стал бы сидеть просто так, без выгоды.
— Что они платили? — Клэр осторожно устроился. Кресло было удивительно хрупким, а пол — кривым.
— Два шиллинга за один, больше за больше. Хепс на Мокгейле принес им ящики и получил целый фунт. Все оживились. Все пытались продать кусочек металла, который можно было назвать прусским, — лицо Беккера скривилось, он снял шапку и почесал голову. — И я пытался. Но законно.
«О, конечно. А я — жилетка обезьяны».
— Уверен, вы действовали по закону. И после двух недель и нескольких дней Линдорм закрылся?
— Ага. Прилив прошел, а потом — бац! Пропал, как рыба в море. То место странное. Мы ощущали что-то не то, да, и там был мант. Большой, не грузчик или корабельная ведьма. Там была магия лорда. Сильная.
— Любопытно. Кто теперь покупает прусские конденсаторы?
— Никто. Некоторые господа готовы волосы рвать в ожидании; некоторые говорят, что они во Франции, другие — что задержались по пути, еще один или два говорят, что их задерживают прусские фабрики. И потому французы стараются сейчас продавать свое, раз прусские не приходят.
Клэр прикрыл глаза, тонкие пальцы сцепились под длинным гордым носом. Зигмунд мечтательно смотрел на котелок в печи, фрау Беккер что-то пробормотала и угрожающе помахала деревянной ложкой, сделав шаги в его сторону.
Зигмунд тяжко вздохнул.
Клэр обдумывал историю юного Беккера.
— Вы случайно не знаете, куда Линдорм продавал конденсаторы?
— О, это просто, — худая грудь Беккера выпятилась, он сунул большие пальцы под нарукавники. — Он нанимал грузчиков, чтобы чарами разгрузить повозку и телеги. Два дня переноски грузов к Сэнт-Кэт были оплачены как четыре дня работы. Там большой склад, угольно-черный.
— Вы пользовались этой простой работой?
— Не было ничего простого, сэр. Лошади были беспокойными, груз ускользал, тяжелый, как кошелек священника. Каждый грузчик получил по два фунта, сэр.
— Ясно. Что можете рассказать о господах, что просили о ваших услугах?
Тут Беккер не был фонтаном знаний, работа просто была доступна, и он ее взял. Когда Клэр закончил расспросы, он заплатил юноше за беспокойство две гинеи, часть его кошелька заранее пополнила утром мисс Бэннон, хоть и не сказала об этом. Это его подозрительно обрадовало. Беккер отдал одну монетку матери, та подняла ее и проверила зубом, хоть зубов у нее не было, и юноша убедил их, что, если им потребуется грузомант, Беккер всегда готов помочь.
Улица снаружи была такой же активной, проезжали повозки, грузоманты скандировали резкую песню, произнося слова в нос. Желтые огни сияли у стены напротив, их перемежали только низкие двери публичных домов, соперничавших между собой уже в такой ранний час. Бородатый Джек, только с моря, судя по его пьяной походке, остановился, и его начало тошнить джином и чем-то еще, прохожие спешили пройти, а пара костлявых дворняжек обрадовалась и тут же принялась доедать рвоту.
Неаполитанец не смотрел туда. Он схватил Клэра за локоть.
— Э, синьор, вы не хотите посетить la Torre?
— Только по необходимости. В аду, мистер Валентинелли. Британии нужна помощь, а это не интересно.
— Стрига ничего не говорила о la Torre.
— Если вы не можете, синьор, идите, — Клэр плотнее прижал шляпу к голове. — Зиг! Старик, найди нам сносное место, чтобы покурить трубку. Мне нужно подумать.
Но Валентинелли схватил его за руку еще крепче.
— Вы меня оскорбляете.
«Тогда вы бы уже пытались убить меня, хоть и была кровавая клятва».
— Нет, синьор. Знаете, что сильнее всего потрясло в истории юного Беккера?
Неаполитанец выругался в ответ, показывая, что ему все равно, а лицо Зигмунда было осунувшимся и серым, пока он наблюдал за этим. Рука баварца была в кармане плаща, он был наготове с ножом, и Клэр решил быть мягче. Люди были такими сложными.
— Поразительно, что юный Беккер еще жив, — он посмотрел краем глаза на Валентинелли. — Это значит, что Тень Тауэра Лондиния — меньшая из наших хлопот, ведь куда опаснее те, кто следят, чтобы грузоманты не проболтались. Или им платят, чтобы они сообщали, когда спрашивают об определенных товарах. Или — и это пугает сильнее всего, сэр — их план так близок к завершению, что им плевать на гончую, что идет по их следу.
Убийца замер. Его лицо было неподвижным, но челюсти сжимались уже не так сильно, как и ладонь на руке Клэра.
Клэр кивнул.
— Вы понимаете. Хорошо. Идемте, мой благородный неаполитанец. Мне нужно подумать, и я предпочитаю места удобнее, — он замолчал. — И, наверное, более защищенные.
Тауэр Лондиния был собранием башен, которым не давали упасть на город серые руки Сорроусволла, держащиеся за каждый шпиль. Уайт Тауэр была выше всех, волшебным образом облаченная в блестящий светлый мрамор, кровавые символы скользили по нему ручейками. Там находили свой конец предатели и те преступники, что были слишком благородны, чтобы вешать их при всех. Там был ров с мутной водой, и под поверхностью что-то мерцало. Ходили слухи, что там было чудище, и все соглашались, что оно ест тела после их казни, а после выставления напоказ и головы.
А порой питается живыми людьми.
Но люди Лондиния боялись не Обитателя рва, а Тени.
Порой она корчилась на башнях, опускалась по стенам, касалась маслянистой воды рва. Это был не туман, не облако — просто нечто серое лазало вокруг Тауэра, как тихий зверь. Ее не сдерживали чары или символы, только Мастер-волшебник и те, кто выше, могли прогнать ее, но почему-то скрывали это.
Волшебники не любили окружение Тауэра, наверное, из-за пропитавших все там бедности и смерти. Самые тихие места Лондиния были под давлением Тени. Но некоторые искали там убежища — те, кому не нужно было, чтобы их поймали по закону.
Или те, чьи Изменения пошли не так. У стен Тауэра жили морлоки. Днем их не нужно было бояться.
К счастью, этим днем Тень цеплялась за Уайт Тауэр. Туман стал темнее, погода портилась с северной стороны неба. Клэр хотел, чтобы дождь уже смыл все это. Вот только в дождь никто не знал, как поступит Тень.
Склад, который описал Беккер, был на улице Лоуэр-Тэмз, оттуда было видно Сорроусволл, и здание было черным. Клэр разглядывал строение, Зигмунд сыто напевал. Он накормил баварца вместо его испорченного завтрака, и ментат смог собраться с мыслями и выкурить трубку, Валентинелли предпочел вместо тушки зайца сбегать в публичный дом в стороне от жилища Беккера. Темный людный интерьер не был идеальным, но Клэр смог собраться с мыслями и отогнать тревоги на время. Кучер не стал близко подъезжать к Тауэру, им оставалось несколько улиц. Возница был доволен, когда ему дали немного джина и щедрый сверток с ужином, купленным в пабе на гинеи мисс Бэннон.
Каменные стены склада когда-то могли быть серыми, но угольная пыль впиталась в грубую поверхность. После дождя такие здания становились бледными, но Клэр, пока смотрел, уловил мерцание в воздухе вокруг него.