— Думаю, за убийствами стоит Главный, — осторожно сказала она. Это было почти логично. — И цель его — свергнуть Виктрис, и это немного меня радует, а еще убрать Британнию. Я ввязалась в это дело, и я пострадаю, если дело не распутать с умом.
«Без меня ты и все из дома останетесь без опоры».
— Ах, — слабый кивок, взгляд стал пронзительным. — Сочувствие создали?
— Возможно, — ей было не по себе от такого признания. Старшая ветвь магии, хоть и сильная, не повлияла бы так на сосуд правящего духа. И если бы дело было в Сочувствии, Эмма не ощущала бы его так хорошо.
Если это была Работа, а не симптом череды событий. Неприятные мысли толпились в голове. Эмма обратила внимание на настоящее с трудом.
— И в этом деле есть… другой аспект.
— Какой?
Он хоть не пытался догадываться.
Эмма повернулась, сделала два нерешительных шага к камину. Замерла.
— Если бы не случай, я была бы одной из них.
«Кто знал, что определяло волшебника? Если бы меня не нашли ловчие Коллегии, я была бы мертва, лежала бы на мраморной плите, и доктор рылся бы во мне. Или хуже», — она поежилась.
— Ах, — к счастью, он не добавлял. Он дал ей знать, что ее услышали, может, поняли. Хоть она не просила от мужчины понимания.
Она повернулась к нему, украшения трещали искрами, напряжение было заметным.
— Мне нужна твоя помощь, Микал.
Щит склонил темную голову. Он выглядел потрясенно, и не зря. Он два раза медленно моргнул.
— Помощь есть и без просьб, Прима, — официально и очень тихо.
«Да?» — но она лишь кивнула, лицо было маской.
— Хорошо. Принеси немного рома и оставь Клэра одного. Я не могу отвлекаться. Надеюсь, кузен Финча справиться.
— Он выглядит способным на это, — почти поклон, знак послушания Щита, и он повернулся и ушел.
Дверь за ним закрылась, и Эмма выдохнула.
Если он хотел ее успокоить, получилось наполовину. Она смотрела на беспорядок в кабинете и резко хлопнула в ладоши.
Треск и резкое Слово, и вес будто пропал с ее спины. Книги полетели, закрываясь, становясь на места. Звук изменился в конце, и бумаги легли аккуратной стопкой на столе, пятна чернил испарились облачком.
Что она не сказала ему.
Она подняла руку, считала причины, что высказала и нет, как стишок в детстве.
Один палец. Я одна.
Второй. Меня втянули в этот танец не случайно.
Третий. Я против Главного.
Четвертый. И я его не узнаю.
И пятый, самая сложная причина, ее большой палец, отделенный от остальных.
Я боюсь.
Глава двадцать седьмая
Объяснимая тревога
Ночь прошла без трагедий, как и следующий день, но газеты кричали об убийстве в восточном районе. Их сразу принесли в кабинет мисс Бэннон. Клэр получил свои.
То, что ничего не происходило, беспокоило Клэра, и мисс Бэннон не появлялась. Она не позавтракала с ними, она не пообедала, не выпила с ним чая. Подносы носили в ее кабинет, и Финч был мрачным. Дворецкий не выдавал, какое у госпожи настроение, и мадам Нойон принесла Клэру чай с хмурым видом.
Дом был в трауре, и Филип появился утром с черной повязкой на руке.
«Это манеры, сэр», — его хорошая натура раздражала, но Клэр не трогал его. Он не ушел к себе на Бейкер-стрит, хоть не мог назвать причины.
Дело ведь было не в том, что комнаты там напоминали о Валентинелли?
Поздно вечером Финч постучал в дверь мастерской. Клэр был отчасти удивлен из-за оставленного беспорядка, но Филип не дрогнул от крови на стенах. На уборку ушел день, и он размышлял, стоит ли провести эксперименты со своей кровью.
Филип распахнул дверь.
— Утро! Решил навестить крестьян?
— Ты раздражаешь, — ответил спокойно Финч. — Телеграмма, сэр.
— Телеграмма? — Клэр поправил рукава и посмотрел на большой деревянный стол с довольным видом. Чистая мастерская — чистый разум.
— Да, сэр, — тон Финча был нейтральным. Но на лбу дворецкого был пот, рука подрагивала, протягивая записку.
От Аберлейна, и Клэр обрадовался, ощущая жжение дедукции в голове.
«Ах. Инспектор хочет лишить мисс Бэннон Финча», — это казалось логичным — дворецкий был с запятнанным прошлым. Он хрипел и ходил медленно, но его движения часто выдавали бойца ножом, он знал трудные ситуации. Догадки в голове Клэра горели сладко, как кока.