Выбрать главу

— Вы уверены, что найдете из неудачниц Уайтчепла ту, кого выбрал Кожаный фартук?

— Уверена, — слабая улыбка мисс Бэннон напоминала гримасу боли. Она сделала глоток воды. — Вполне уверена. Я бы объяснила, но порой о Работе нельзя говорить, — она отодвинула стул, и мужчины вскочили на ноги, когда она поднялась. — Простите, господа. Мое пищеварение расстроено. Наслаждайтесь ужином, прошу. Вас ждет комната для курения.

Ее черные юбки шуршали, она прошла мимо Клэра, и он обнаружил, что она была без духов.

«Необычно», — он устроился на стуле, и Аберлейн взялся за отбивную. Финч не подавал сегодня, Гораций и Гилберн принесут блюда вовремя. Казалось, дом принадлежал Клэру, и тихий ужин был с коллегой.

— Я вел себя приятно? — Аберлейн не ждал ответа. — Что скажете?

— Я растерян, признаюсь.

«У мисс Бэннон нет проблем с пищеварением. Где Микал?».

— Не нужно позволять этому портить аппетит. Она поужинала.

Клэр чуть не ответил, но понял другое.

«Темнеет, и скоро Прилив».

Его способности пробудились сильнее, хотели разобраться с кусочками информации и дедукции. Не хватало важного кусочка, и будь он адекватнее до этого… у него уже все было бы. Чувство мешало Логике, и он слишком поддался этому.

Разве было важно, что нелогичного сделала мисс Бэннон с ним? Нет, и с ясностью Логики он даже видел, почему она не сказала. Она была… права.

Принесли овощи и шербет. Десерт, угощения. Клэр был все тише, и Аберлейн не видел смысла давить на него. Ужин был бы неплохим, будь тут мисс Бэннон, а не инспектор.

Комната для курения казалась меньше и теснее, и Клэр понял, что был глупцом, и мисс Бэннон…

…ушла.

«Ох, черт».

Глава тридцать шестая

Где кружится диск

Под шерстяным одеялом тумана Уайтчепл кипел. Небо Лондиния быстро темнели, но жижа не выбиралась. Странно. Существо из тумана было любопытно… тихим.

Словно спало.

Но тени в Уайтчепле были темнее обычного. Чернильные, острые, и даже те, кто прожил жестокие жизни, борясь за каждый день, ощущали холодное дыхание шеями. Короста всегда выходила во тьме, это было как Прилив или неудача. И если сбежать не выходило, с этим мирились, запивали джином, чтобы уменьшить жжение, и забирали, что могли.

Отсутствие этого ужаса было хуже всего.

Она держалась холодных теней, низкая худая женщина с шалью на голове. Она проходила тьму, и мальчишки не требовали плату за проход. Они не замечали ее. Порой неудачливые бросали на нее взгляды, считали ее одной из сестер, что шла по переулкам, чтобы получить пару монет на джин, пока не найдет клиента для узкой постели.

Но ей могло не повезти.

«Кожаный Фартук», — шептались они, и каждый раз от этого сгущались тени. Словно страх и слухи… питали тьму.

Морок удерживать было несложно. Эмма устала, только Воля держала ее прямо. Скоро Прилив, она уже слышала приближение, медный гром. Спящее чудище Уайтчепла вело ее, и ей нравилось, что ее не замечают.

Сложнее было найти экипаж. Теперь она была тут, рыба в глубокой воде…

Она словно не уходила.

Удивительно, как не ощущались годы. Борьба, голод, опыт она сбросила, словно одежду, и память осталась обнаженной.

Слова приспешника Коросты были со смыслом.

«Где кружится диск, где сгорел нищий», — откуда Маримат знала?

Что важнее, кто мог заплатить ей — и чем — чтобы такое узнать? Конечно, Короста зрела все темные события каждую ночь в Уайтчепле. Что она слышала в своей яме?

Ее противник был Дьявольским?

Эмма опустила голову. Прилив был все ближе, и она медленно двигалась, шум наполнял уши. Без Микала она будет слепой и уязвимой, когда золотой поток из Темзы заполнит город.

Волшебница, даже Прима, могла пропасть в восточном районе, но когда-то она не боялась этих улиц. Рыба боялась воды, которой дышала? Опасность была воздухом или дождем, и когда ее забрали оттуда ловцы Коллегии, она страдала, как любая рыба, которую забрали из воды.

«Где нищий сгорел».

Она помнила, да. Сладковатый запах гари, смех толпы, огонь. После этого ее мать — можно было знать то жалкое создание матерью? Женщина, родившая Эмму Бэннон, низко пала, смерть ее мужа в пожаре, начатом пьяной дракой, означала бедность, стыд и безнадежность. Она отдавалась мужчинам, пока была молодой, и они были довольно добрыми. Некоторые даже говорили о браке, но ничего не вышло.

Эмма росла как сорняк, училась убегать и воровать. Училась избегать неприятностей, быть незаметной и наблюдать. Искра раздавленной гордости была в ней, как и огонь магии.