Глава тридцать девятая
Искушение велико
Дворик на улице Дорситт был полон людей, все толкались. Это лучше давки снаружи, где все преступники, неудачники и бедняки Лондиния пришли поглазеть. Власть Аберлейна провела их к двери, которую охранял бледный юноша в синей форме. Больше мокрое пятно у двери, разбитое окно.
Сердце Клэра сжалось. Он отогнал чувства, взял себя в руки и заглянул во тьму.
Пико рядом с ним издал сдавленный звук. Парень отошел, его стошнило в то же пятно, куда всех до этого, и там должна была извиваться Короста.
Парень видел лучше него. Он сделал два неуверенных шага, поднял лампу и передал Аберлейну.
Камин слабо сиял. Чайник растаял от жуткого жара.
Аберлейн рядом с ним тихо выругался. Отрыжка поднималась к горлу Клэра, но он подавил это. Микал шагал беззвучно, но давил в спину Клэра своим присутствием, вызывая мурашки.
Мерцание…
Длинные темные кудри выбились из заколок. Обнаженность, дыра и истерзанная плоть… бедра, белые кости, следы ножа и пира существа…
«Держи себя в руках, Клэра», — он спокойно понял, что отдал лампу Аберлейну. Тени безумно плясали на гнилых стенах. Дыра в углу, вырванная половица.
Он теребил левую перчатку.
Редкое могло потрясти или испугать ментата. Он понял, что нашел способ. Его способности дрожали, он был близок к тому, чтобы стать идиотом с кашей в голове.
Он укусил левую ладонь.
Боль от зубов была яркой стрелой, пронзила его мозг. Он пришел в себя, оказался с полным ртом окровавленной слюны, смотрел на тело на кровати.
Аберлейн что-то сказал. Микал коротко выругался. Щит подошел к кровати с напряженными плечами и склонился. Как он мог так близко…
Клэр снова укусил. Сработало, но слабо. Он яростно моргал, свет бил кулаками. Лицо было изрезано, распорото, зубы…
«Погодите».
Микал посмотрел ему в глаза. Щит отвернулся от кровати, кипя от гнева.
Зубы. Они были не жемчужными и ровными. Они были бесцветными, несколько гнили за щеками. И форма уха была не той, там не было проколов, чтобы носить серьги.
Ему стало легче, он упал на колени. Он пошатнулся, лампа раскачивалась, Аберлейн поймал его за руку.
Ладонь была изящной и маленькой, но не нежной, без следов колец. Ладонь была обветренной, словно трудилась на открытом воздухе.
Его способности снова работали.
— Ах, — он кашлянул, запах ударил по нему. Распорот кишечник… существо съело все, даже фекалии?
«Очень интересно».
Микал прочитал его лицо, Щит пошатнулся. Он пришел в себя, прошел по комнате. Он задел Клэра, как жаркий ветер, взглянул на Аберлейна и замер на пороге.
— Ментат?
Клэр нашел голос.
— Это… не она. Не ее тело.
Микал кивнул.
— Быстрее, — он вышел наружу, и Клэр подумал, тошнило ли его. Послышался шепот — Пико и бесстрастный Микал.
«Что тут делать?» — но он знал. Должны быть зацепки, которые приведут их в верное место. Мисс Бэннон верила в его способности, доверяла ему свою жизнь.
К сожалению, ментат страдал от нелогичных волн Чувств, и было сложнее разбираться в преступлении. Что он испытывал? Облегчение? Надежду? Что это такое?
Не важно.
— Уверены? — Аберлейн, удивительно тихий. — Или сказали ему, потому что…
— Я уверен, — Клэр глубоко вдохнул, пожалел. Он посмотрел на растопленный чайник. Кусочки жженой ткани — он сжег ее платье, чтобы был свет? Или огонь был волшебным? — Что думаете об этом?
Аберлейн придвинул лампу ближе. Он с тревогой взглянул на кровать с жутким грузом.
— Может, чтобы ее дольше опознавали? Или причина в магии… ему мог потребоваться свет.
— Существо предпочитало тьму. Что за причина в магии?
— Видите кольца металла там? И там? Крисогонь. Незаметный, в отличие от ведьминого.
Аберлейн порылся в кармане, вытер лоб платком.
— Там есть след личности мага. Волшебство — личное искусство.
— Мисс Бэннон часто так говорила, — Клэр присел, Аберлейн поднял лампы, чтобы увидеть бардак. — Немного ткани. Леди такое не носила.
Аберлейн посмотрел на кровать и понял.
— Зубы. Конечно. Это не она. Я дурак. Что теперь? Я растерян.
— Вам не понравится то, о чем я думаю.
— Ясное дело.
— Все любители мага немного припасают на всякий случай, — так и с кокой. Может, это помогло бы. Клэр отогнал мысль. — А вы?
— Верно, — Аберлейн побледнел. — Вы хотите…