«Майлс Кроуфорд», — так звали Главного. Гнев и ужас мира заключался в этих буквах. Он перехитрил ее, ее Щиты заплатили за это. Если бы не непослушание Микала…
«Помни о своей цели. Не вспоминай тот миг».
Но зачем она делала это? По той же причине, которую назвала тому, кто не слушал?
«Если бы не удача, я была бы одной из них».
Может, он не хотел соединять прометеана со своей плотью. Но и с ней соединить будет сложно. Он не знал, что она отдала сердце змея другому. Красота Философского камня была в его незаметности. Только змей мог незаметно веками лежать под башней. Камень защитил бы тело от внедрения другого предмета, как защищал от вреда?
«Ты дашь мне мир».
Возможно…
Связь была недосягаема. Она что-то упускала. Природа прометеана…
«Погодите».
Если Ллев создал прометеана, кормил его бедняжками… нет. Это неправильно.
Прометеан точно был создан. Может, он выбрал для себя еду.
«У тебя больше врагов, чем ты знаешь, воробушек».
У Главных всегда так.
Эфирная сила трепетала. С Приливом она нашла бы трещину в оковах. Они казались прочными, чуть гнулись, но давление делало ловушку тверже. Это сдержало бы Приму.
Если не против, что Прима сойдет с ума от ловушки.
Она могла обезуметь, как он. Но он не был безумен. Это были амбиции. У них не было конца, как у Эммы.
«Край моих амбиций — я сама. А у него?».
Сияющий нож дрожал на камне, крутился на кончике, как балерина. Он шуршал, и это послало бы дрожь по ее спине, если бы она могла двигаться.
Она тихо хмыкнула. Кляп не даст произнести Слова. Многое можно сделать тоном…
Тьма закрыла ее глаза. Паника, нос заткнулся, как и рот. Обучение не могло подавить страх удушения, и она обмякла. Воздух вернулся, как и сознание.
Тихая насмешка. Она не видела его, но звук разносился жутким эхом.
— Думаешь, я оставил бреши, милая? Нет, — он появился перед глазами, двигался проще. Больше хлюпанья.
Эмма зажмурилась. Горячая вода лилась из глаз. Она приоткрыла их, тьма не нравилась.
— Я тебя уважаю. Не то что ту волшебную шлюху. Я не ожидал, что она заманит тебя на открытое место. Я надеялся иначе тебя выманить, — тень мелькнула между ней и желтым сиянием ламп. — Но ты здесь. И вовремя.
«Думай, Эмма. Думай».
К сожалению, он выпрямился, металл и кость хрустели, тело дрожало. Он протянул руки, глаза Эммы расширились.
Его бесформенная правая рука сжала нож, он вытащил его из камня с физическим и эфирным усилием. Он повернулся, нежность на его лице была хуже безумного спокойствия в темных глазах. Тонкие желтые нити сияли в грязных глазах, напоминание, что ей не нужен был Микал.
Ее Щит был вне себя сейчас. Сколько времени прошло? Уже была полночь? Клэр найдет ее? Они были под землей, ощутит ли ее Микал, если подберется близко?
«Не переживай за них, Эмма. У тебя есть проблемы и тут».
Ллев пошел к ней.
— Кс-з-эт т-кс-м, — выдохнул он волшебное Слово, что странно изгибалось в воздухе. Нож замерцал эфирной силой, дым прометеана задрожал.
Ее Дисциплина сонно пошевелилась.
Она поздно начала понимать, что он задумал. Глупо было становиться наживкой.
Он запел на языке Творения и Именования, он описывал, какую форму волшебной силы хотел, и как она повлияет на незримые узлы. Камень дрожал, стержни, вонзенные в Уайтчепл шевелились, отзываясь слабо, где Эмма очистила их, но в других местах откликаясь с силой. Многие жертвы — существо искало себе еду, но и создатель убивал.
Линии силы совпали, стали видимыми Взору, и Левеллин поднял нож. Он улыбнулся, произнося слова, описывая ее смерть, и на что это повлияет.
Прометеан был близко к концу детства. Ему нужен был сосуд, насмешка над рождением. Нож опустился, Эмма услышала писк — души просили свободы. Жертвы кричали хором обреченных.
Яйцо из дыма над обсидианом — не святым алтарем, насмешкой, но форма подходила под Работу Ллева — выбралось из оков. Два живых угла глаз кучера смотрели с подобия лица, тело Эммы напряглось, словно она могла отразить жестокость.
Нож коснулся ее горла.
Глава сорок первая
Церковь Критен
Тщетно. Клэр открыл дверцу кареты, кони визжали. Если они поедут дальше, толпа помешает, и ругательства Хартхелла уже перекрывал шум. Крики испуганных женщин, бьющиеся бутылки, хруст дерева, голоса мужчин. Откуда-то принесли факелы, лампы угасали. Толпа впереди заполняла дорогу, давка была все хуже.
— Кожаный фартук! Кожаный фартук!
Публика — жуткий зверь, его часть — сорвалась.
— Убил в постели, а эти даже ничего не сделали! Ее вскрыли, даже е лицо. Всем плевать, пока он убивает бедных проституток. Это наши девочки, хоть они и пали.
Магазины и пабы обрамляли улицу, и толпа прижималась к ним. Карета еще не стала целью, но это было вопросом времени.
Аберлейн был рядом с ним, смотрел на толпу. Туман серел перед рассветом, карманные часы Клэра говорили, что Прилив близко. Стекло билось, Хартхелл выругался.
— Туда не надо лезть, — отметил Клэр.
«Вскоре они решат перевернуть карету».
— Без магии — точно, — Аберлейн был уже не таким бледным. Микал молчал, но был заметно напряжен.
— Пико, слезай. Хартхелл, карету отправь домой, — Клэру пришлось кричать. — Мы пойдем…
Другой звук пронзил рев толпы. Высокий и жуткий. Свист.
— Ох, черт, — Аберлейн выпрыгнул из кареты, рухнул на черные битые камни. — Варинг, идиот. Он позвал…
— Головоломов. И стражу, — мрачно сказал Клэр. — А то и больше. На рассвете прольется кровь.
— Другие волшебники помешают, — Микал сжал локоть Аберлейна, толпа двигалась вокруг них. Беззубая дама в красном платье визжала, упала на парня с Измененной левой рукой, металл сиял, он оттолкнул ее с проклятием. — Мы близко?
— Критен? Десять минут ходьбы в хорошее утро. Сегодня… — Аберлейн указал на толпу на перекрестке.
Хартхелл согласился с оценкой Клэра, развернул карету и пропал, треск хлыста вызвал холодок на спине Клэра.
«Прогони это. Что нужно делать? Думай!».
Микал посмотрел на крыши.
— Думаю…
Его слова затерялись в злом реве. Стук барабанов и копыт. Но не с той стороны, где была толпа.
С другой стороны, и от звука сердце Клэра сжалось.
Даже потом никто не мог понять, кто приказал страже стрелять по толпе. Но от выстрелов на пару мгновений повисла тишина.
Толпа разделилась на части, а потом стала единым разумом и напала на врага. На все под рукой. Такой организм топтал, давил, бросал и разбивал безудержно. И в такую пасть нельзя было попасться.
Микал толкнул Аберлейна к краю улицы, где в приоткрытой двери виднелся желтый свет.
— Идите! — крикнул он, толкнул и Клэра. Пико прыгнул бодро за ними, Микал оказался перед ними, выбил дверь. Только проснувшийся мужчина в рубахе пытался ее закрыть от опасности.
Рука Микала быстро взмыла, мужчина согнулся. Пико закрыл дверь и попытался запереть.
Клэр задыхался. Это раздражало. Они были вне опасности, а у Микала был план.
— Наверх, — сказал Щит. — Ищите лестницу.
— А потом? — спросил Пико, двигая жалкое кресло к двери. В комнате пахло капустой и немытой плотью, на полу подрагивал мужчина. Пико задумался на миг, схватил мужчину за запястья. Аберлейн помог дотащить его до двери. Клэр не успел возмутиться. Дерево затрещало, снаружи выла от боли толпа.
— Потом, — сказал Щит, — мы побежим. И вам лучше найти Приму.
Черепица скрипела под ногами от веса мужчин. Микала раздражал их медленный прогресс, но он осторожно вел их.
Сверху Лондиний казался другим. Крыши и черепица стали землей, а улицы — длинными ручьями, разделяющими острова. Они скользили, Микал вытягивал мужчин на устойчивые участки, а порой они цеплялись за Щита, закрывали глаза, и он волшебно прыгал. Каждый прыжок напоминал детскую игру, и Клэра почти тошнило.