– Все безобразно напились. Ты уверена, что справишься?
– Да. Тут недалеко. – Она уже собралась уходить, но, обернувшись, неуверенно произнесла: – Знаешь, Изольда не плохая. Просто глупая. – Легкая улыбка осветила ее лицо.
Поддавшись чувству, он подошел и пожал ей руку. Изольда, повиснув на плече Хелен, бормотала что-то бессмысленное.
– Бог тебя благослови, моя самая дорогая… – сказал он. И Хелен с Изольдой ушли.
Когда он поднялся обратно, вечеринка уже подходила к концу. Гости спускались по лестнице по двое, по трое, зевая и болтая. Найджел подошел к Рэйчел, которая стояла в одиночестве, ожидая, когда Роберт даст Джейн указания на следующее утро.
– Как смеет эта девчонка делать Роберта посмешищем вот так вот, на глазах у всех! – вскричала она.
– Никто ведь не осуждает Роберта, – ответил он. – И с какой бы стати? Он ни в чем не виноват.
– Я не уверена, что он так уж возражает против того, чтобы она на нем висла, – сказала Рэйчел с неожиданной злостью, поразившей его.
– Но не думаешь же ты?..
Она прервала его нетерпеливым жестом.
– Роберт такой же, как все мужчины: любые перемены к лучшему. Но если он или она думают, что я буду сидеть в сторонке и разыгрывать из себя какую-то терпеливицу…
Она резко осеклась. Найджел чувствовал себя крайне неловко. «Еще одно звено! – подумал он. – Ситуация все больше усложняется».
После суматохи прощаний и пожеланий спокойной ночи Найджел и Николас остались наедине с Питером Грэмом. Количество выпитого оказало на него неожиданное действие, и, пока они еще что-то ему говорили, он упал в кресло и громко захрапел. Николас вздохнул.
– Теперь мы, видимо, должны уложить его в постель, – сказал он.
Это им удалось, хоть и не без труда. Вернувшись в гостиную, Николас с отвращением огляделся – пустые бутылки, грязные стаканы, сломанные и рассыпанные цветы, передвинутая мебель, сизый дым от сигарет и бесчисленные окурки, более или менее сконцентрированные вокруг пепельниц.
– Как тут грязно и мерзко, – произнес он. – Мне жаль несчастного, которому придется все это убирать. – Он зевнул и потянулся. – Что ж, пожалуй, пора на боковую. Идете?
Найджел кивнул.
В коридоре Николас сказал:
– Господи, как же у меня разболелась голова. Если я не подышу свежим воздухом, ни за что не засну. Пойду прогуляюсь. А вы как?
– Нет, спасибо. Если мне захочется свежего воздуха, высуну голову в окно.
– Вы правы, – дружелюбно произнес Николас. – Не забудьте о затемнении. Кстати, – добавил он, – что вам говорила эта Рэйчел, прежде чем уйти? Мне показалось, я слышал какие-то выпады в сторону нашей, столь заслуживающей восхищения, половины человечества.
– Обычная хвалебная песнь во славу Изольды.
– Ах, вот оно что! – засмеялся Николас. – Рэйчел ненавидит эту девушку. Позой «спокойной, разумной женщины» не проведешь и младенца. Она терпеть не может Изольду.
– А это действительно поза? – рискнул задать вопрос Найджел.
Николас пожал плечами.
– Кто знает? Я, по крайней мере, думаю, что да. «Мужчины все одинаковы…» – передразнил он. – «Любые перемены к лучшему».
– Разве это не так?
– Любые перемены, какими бы хорошими они ни были, всегда к худшему, – твердо сказал Николас. – Но хватит болтать. Спокойной вам ночи. – Он спустился по лестнице, а Найджел вернулся в свою комнату и стал раздеваться.
В длинных коридорах отеля основной свет уже давно погасили; горели только несколько бледных, редких ламп. Питер Грэм застонал и тяжело повернулся во сне. В большом вестибюле, освещенном единственной лампочкой на потолке, ночной портье дремал в своем неудобном закутке и поэтому не видел ни человека, бесшумно прокравшегося по большой лестнице к номеру Питера Грэма, ни того, что он нес, возвращаясь. Двери чуть скрипнули, и ночной портье проснулся. Затем, никого не увидев, снова задремал. Найджел в своей комнате уронил булавку для воротника под туалетный столик.
– Черт! – выругался он.
Нечто неясное тревожило его – нечто, что требовалось прояснить безотлагательно. Холодный рассудок призвал его забыть об этом и идти спать. Но иррациональный страх и предчувствие оказались сильнее. «Глупая погоня за призраками», – сказал он себе, натягивая пижаму. Две минуты спустя он открывал дверь гостиной Питера Грэма.
Он включил свет. Ничего не изменилось, сигаретный дым все еще висел в воздухе, пепел лежал, как и раньше, втоптанный в ковер. Проклиная себя за неразумную веру в предчувствия и глупость, Найджел тихо прошел к ящику, в который положили револьвер. Волосы у него на голове зашевелились, когда он открыл его и заглянул внутрь.