Выбрать главу

Однако действия отца Феликса не приводили ровным счетом ни к чему. Он читал молитвы все громче и громче, щедро окроплял девушку святой водой, размахивал кадилом, но нечистому духу все было нипочем. То ли дело было не в нем и у Ирины на самом деле имелось некое психическое заболевание, то ли бес был слишком силен для приходского священника…

Взмыленный батюшка заявил, что пойдет стоять всенощную за здравие рабы Божьей Ирины, и поспешно удалился. Тут как раз в гостиную вломился запыхавшийся Юсупов, успевший только разуться. Заснеженную шапку и тулуп он расшвырял по сторонам и кинулся к Ирине. Нянюшка стояла в сторонке, обеспокоенно причитая:

– Да что ж это такое-то, как же ж так! Она же вот только чайку с ватрушечками откушала и больше ничего… Никуда не выходила, ни с кем не разговаривали, кроме Енюши.

– Ватрушечки твои не виноваты, нянюшка, – поспешил успокоить старушку Георгий. – Ты иди, отдыхай, мы сами разберемся…

* * *

Пока Ирину, укутанную с ног до головы, везли в больницу на широких больничных санях, Родин пришел к неутешительным выводам: если не помогут медикаменты, придется применять экспериментальные методы лечения, о которых он только читал в научных журналах, но никогда не применял на практике. Думать о том, что излечить мозг столичной гостьи можно только путем его частичного повреждения, Георгию не хотелось.

В больнице на них тотчас налетела Анютка. Со слегка притворным от распирающей ее ревности сочувствием она засуетилась вокруг Ирины – больную требовалось переодеть в пижаму и уложить в койку.

– Ах, какой красивый у нее кулончик! У нас таких не купишь… А в столице-то вон какие ювелиры, волшебники прям!

Георгия не на шутку разозлило неуместное легкомыслие сестры милосердия, и он сделал ей внушение:

– Что вы, Анна, все о побрякушках, не видите, в каком состоянии пациентка? Не время цацки разглядывать. К тому же не из столицы это сердце, а из самых дебрей Амазонки. Такого нигде не купишь, даже в столице. Займитесь уже делом, в конце концов!

Но, к сожалению, как бы рьяно Юсупов и Родин не занимались делом, ни будоражащий душу нашатырь, ни разгоняющие кровь примочки, ни применение психоактивных препаратов не дали никакого эффекта. Столичный эксперт Ирина Жернакова так и осталась лежать на койке прекрасной куклой с фарфоровой кожей и пустыми, ничего не выражающими глазами.

– Чай с ватрушками и правда ни при чем, – кусал губы Георгий. – Что-то вызвало шок…

Мысли роились в голове Родина, ударялись друг о друга и разлетались в стороны, чтобы, оттолкнувшись от черепной коробки, встретиться вновь и причудливо переплестись. Перед внутренним взором мужчины мелькали впавшие в ступор конкистадоры с кровоточащими медальонами в руках; седые шаманы на фоне непролазных древних лесов, таящих в себе древнее зло; Ирина, будто горящая в огне собственных волос… И все эти образы сменяли друг друга так часто, что в висках застучало. Опытный эскулап сразу уловил первые признаки подступающей мигрени. Странно, такого с ним не случалось уже много лет…

Последний раз головные боли мучили его после возвращения с Греко-турецкой войны. Это была импульсивная поездка: Георгий бежал на войну от боли из-за смерти отца, от душевных метаний и неопределенности. Его семья в одночасье распалась: отец отошел в мир иной, братья разъехались, отчий дом, опустев, стал просто холодной избой…

А он остался на развалинах своей прежней жизни совершенно растерянный: Старокузнецк стал не мил, но и пускаться в приключения не было никакого желания. Чтобы окончательно не пасть духом и не начать жалеть себя, Георгий и отправился добровольцем на войну. Впрочем, он не любил рассказывать об этом периоде жизни: слишком много печальных воспоминаний рождалось в его душе. Родин так тщательно охранял свое спокойствие, что о его волонтерском труде под пулями янычар никто, кроме дотошных работников архива Главного управления Российского отделения Красного Креста, толком и не знал.

Но сейчас, видимо, пережитый стресс и полное смятение почему-то возвращали Георгия именно в те времена, когда маленькое Греческое королевство первым на Балканах отвоевало себе свободу от гнета Османской империи…

* * *

Война, как это часто бывает, не только разделила две стороны в непримиримой схватке, но и сплотила тех, кто верил в мир и гуманизм: со всего мира к театру боевых действий стягивались врачи.