Владислав Отрошенко
Дело об инженерском городе
Повесть
От автора
Пользуясь этой дополнительной журнальной площадью, которую редакция любезно
предоставляет всем авторам, я хочу поместить здесь хокку, выигранное мной в
кости у моего старого друга этнического китайца Дмитрия Баохуановича Пэна, проживающего в Ростове-на-Дону. По условиям игры, которую предложил мне сам
Пэн, убедив меня, что это утонченная восточная забава, выигрыш состоит в
приобретении авторских прав на произведение, взятое с кона. Речь идет о полном
и безоговорочном праве, которое позволяет выигравшему подписывать хокку своим
именем, как если бы оно вышло из-под его пера. Игра случилась много лет назад
на берегу Дона, близ станицы Багаевской, под жарким августовским солнцем, в
присутствии свидетелей. Ставки определялись по взаимному выбору соперников. Из
многочисленных хокку, сочиненных Пэном, я затребовал на кон то, которое не
просто нравилось мне, а вызывало у меня зависть и затаенную досаду, что его
написал не я. Полистав рукопись с моими трехстишиями, Пэн тоже сделал выбор, руководствуясь своими мотивами и соображениями. Мы бросили кости. Удача
улыбнулась мне. Я не хочу сейчас изображать из себя коварного Сильвио из
пушкинского “Выстрела”, я просто говорю: настало время воспользоваться
выигрышем. Вот бывшее хокку Пэна, принадлежащее мне: Я, бездельник, сплю.
Но еле стоит от усталости
Мой письменный стол.
Я приобрел эти строчки в честной игре, поставив на кон без всяких возражений
именно то хокку, которое нацелился выиграть у меня Пэн: Водопады ей снятся и горы, — Висит под китайской картинкой
Старая шляпа моя.
Теперь это дело окончено. Мне остается только добавить, что за его подлинность
я ручаюсь.
*
Впервые этот блуждающий город был замечен в 1804 году на юге России, в
низовьях Дона, “в обворожительно ясном и глубоком пространстве осенних
степей”, как лирически выразился в послании к атаману Войска Донского
генерал-лейтенанту Матвею Платову инженер русской армии Франсуа де-Воллант.
Писанное наспех в походной карете, увлекаемой свежими рысаками к берегам
Азовского моря по степному раздольному тракту, послание было скорее частным, чем официальным. Во всяком случае, оно не предполагало никаких формальных
резолюций, никакого дальнейшего продвижения по инстанциям, и потому, быть
может, в нем кое-где и находили себе место подобные выражения, невольно
зарождавшиеся под воздействием октябрьских пейзажей в сердце стареющего
дворянина родом из герцогства Брабант. Однако общий тон послания был далеко не
лирическим.
“Мой дорогой генерал! — писал инженер по-французски, не доверяя, как видно, калмыку-курьеру, отправленному с дороги. — Мне хорошо известно, сколь велико
благоволение к вам императора Александра. Лучшим тому свидетельством служит
его приказ, согласно которому я явился месяц назад в Черкасск и поступил
всецело в ваше распоряжение. Ибо что такое этот приказ, как не превращение в
реальность вашей давней мечты — основать в южнорусских степях новый город, поставить его с вдохновенным размахом на диком степном холме, окруженном
величественной равниной, и назвать этот город Новым Черкасском — новой
столицей Земли Войска Донского. Император был настолько небезразличен к этой
вашей мечте, что даже нашел возможным оторвать меня от строительства порта в
Таганроге, потому что вы пожелали, чтобы именно я — с Божьей помощью и под
вашей рукой — низвел в чертежи и схемы, а затем уж в гранит и кирпич вашу
высокую и драгоценную грёзу. Что ж, она будет низведена в мир вещественный! Мы
продолжим наши труды, как только я вернусь из Таганрога, куда я сейчас лечу по
неотложному делу, о котором я не мог известить вас заранее. Депешу из
таганрогского порта мне доставили сегодня утром. Неистовый шторм, бушевавший
на море три дня и три ночи, прорвал там едва возведенную дамбу! Это
злосчастное известие застало меня на вершине холма Бирючий Кут, который мы с
вами избрали для возведения на нем Нового Черкасска. Вы знаете, генерал, что я
уже вторую неделю безвыездно стою на холме инженерским лагерем, производя
измерения и разметку предполагаемых улиц и площадей будущего города. Мне
пришлось двинуться в Таганрог прямо оттуда по кратчайшему тракту через
Ростовскую крепость, оставив шатры и приборы на попечение Войскового
архитектора г-на Бельтрами, под командование которого я временно передал и
всех людей. С собою в конвой я взял лишь шестерых всадников из вашего Войска.
Одного из них — вахмистра Яманова — я возвращаю вам вместе с этим письмом. Я
надеюсь снова быть в Черкасске через неделю. Этого времени, полагаю, будет
достаточно, чтобы вы тщательно обдумали один вопрос. Не исключаю, что он
покажется вам странным и даже дерзким. Однако я обязан поставить его именно
так, как я ставлю его ниже.
Генерал, можете ли вы твердо сказать, что вам известны все города, расположенные в пределах Земли Войска Донского, вверенной вашему управлению?
Предвижу, что вы тотчас же ответите — да. Но меня не удовлетворит такой ответ.
Он перестанет удовлетворять и вас, если я задам вам вопрос иначе. Способны ли
вы объяснить, что за город стоит в самом центре Черкасского округа на
расстоянии около 8 верст к югу от холма Бирючий Кут на открытой равнинной
местности, простирающейся за рекой Аксай и называемой Аксайским займищем?
Не думаю, что теперь ваш ответ будет скорым. Ибо если и я, состоящий волею
императора вот уже третий год в должности управляющего постройкой всех
городов, крепостей и портов на юге империи, затрудняюсь истолковать, откуда
мог взяться здесь город, то и вы, осмелюсь предположить, находитесь в том же
положении. Мы пользуемся с вами одними и теми же картами. В моем распоряжении
есть даже карты более подробные, чем ваши — масштабом по 2 версты в английском
дюйме. Мы одинаково хорошо знаем территорию Земли Войска Донского — вы как ее
исконный житель и вождь, я как должностное лицо, действующее здесь по мере сил
во благо государства. Но оставим в стороне наши знания и наши карты! Ни на
одной карте этого города нет и быть не может. Его не может быть здесь по самой
природе вещей. И если бы ваш архитектор г-н Бельтрами и мой секретарь г-н
Освальди, а также инженер-подполковник Генерального штаба г-н Веселовский не
наблюдали бы то же самое, что и я, то я бы счел увиденное наваждением.
Мне следует, наверное, сообщить вам, что первым город заметил г-н Освальди.
Это случилось сегодня, в ранний утренний час, еще до того, как я получил
депешу из Таганрога. Накануне вечером я приказал Освальди, чтобы он разбудил
меня на рассвете, если только не будет тумана. Вам не хуже моего известно, генерал, как затрудняли нашу работу непроглядные туманы, стоявшие повсеместно