— Зачем?
— Через пять минут туда подъедет ваша машина. Именно такую инструкцию я дал шоферу. Вам позвонят завтра. До свидания.
Пещера взялся за ручку дверцы, но на минуту остановился и спросил незнакомца.
— Извините, я только одно не понял. Ведь КГБ, вроде бы, уже у нас нет.
— Да. Но это уже не имеет значения. Или вам нужна дополнительная информация?
Костя торопливо заверил собеседников, что информация не нужна и вышел наружу. Когда через три минуты из темноты вынырнул его «Мерседес», первой мыслью было приказать шоферу немедленно отвезти в баню. А там принять еще двести граммов перед парилкой и отключиться. Нет, не получится. Если Банный день испорчен, то испорчен.
За пятнадцать минут, потраченных на ожидание Сергея Борисовича Царева, Нина попыталась вспомнить, что ей известно об этом человеке. О нем раньше говорил отчим. Контекста она не запомнила. Вроде, говорил сочувственно: у царевской страховой фирмы «Царская корона» возникли финансовые проблемы. Потом Царева посадили. Дело оказалось громким (хотя и не таким, как убийство Маневича или «библиотечный процесс» генерала Димы). Но Нина не обратила на него особого внимания. Во-первых, тогда она еще училась в Англии, во-вторых, не особенно интересовалась газетными сенсациями, вроде «Криминалитет звереет на глазах общественности». Когда же она вернулась в Россию, пару месяцев спустя пошли такие события, что было уже не до Царева. Вчера он позвонил и попросил о личной встрече. Нина охотно спихнула бы его одному из офисных директоров. Однако Царев сказал ключевые слова: Анатолий Семенович. А Нина еще не научилась отказывать тем, кто представлялся друзьями отца.
Утром она попросила принести газетные публикации, упоминавшие о Цареве. Нашлось две: «Право на оружие» из «Вечерки» и «Маньяк работал под крышей. Ментовской» из «Часа Крик». История оказалась мрачной. На Царева в его доме, в Озерках, накинулся спятивший милиционер, вообразивший себя Шварценнегером, и долго издевался над несчастным бизнесменом. Тот с огромным трудом сумел реализовать право на необходимую оборону (читай: убить нападавшего). Милиция не трогала его несколько дней, а потом — внезапный арест, причем другим силовым ведомством. От подследственного требовали признания в различных преступлениях, отправили на психиатрическую экспертизу, после чего перевели в «Кресты», где практически забыли, когда поняли: ничего от Царева не добиться. Плохая пища, очередь, чтобы заснуть на нарах и все это для тяжелобольного человека…
Нину передернуло. Как же он, бедняга, должен выглядеть после года, проведенного в таких условиях? Звякнул местный телефон.
— Нина Александровна, — доложила секретарша, — в приемной Сергей Борисович Царев.
— Пригласите. — Ответила хозяйка «Транскросса».
При этом она привычным движением провела ладонью по своим роскошным волосам и взглянула на часы. На них было три минуты восьмого. Нине нравилась такая привычка: не опаздывать, но и не приходить секунда в секунду, как штурмфюрер, совершающий вечерний обход барака.
Сергей Борисович приятно удивил. Нина рассчитывала увидеть бедолагу, сломленного заключением. Но перед ней был приветливый пожилой человек, почти джентльмен со страниц британского новеллиста грани двух веков. Только болезненное подергивание лица и глубокие морщины на нем говорили, что гость провел последние месяцы не в родовом поместье.
— Добрый вечер, Нина Александровна. — Голос гостя был мягок и в то же время энергичен.
Нина протянула руку. Он взял ее двумя руками, неуловимо согнулся и поцеловал пальцы. Не было слышно ни чмоканья, ни другого постороннего звука.
— Да у вас, Сергей Борисович, наверное, рыцарское происхождение. — Улыбнулась она.
— Знаете, — ответил он вполне серьезно, — я проверял свое генеалогическое древо лишь до прабабки, но ни одного графа не нашел. Ваши слова заставляют меня копнуть глубже. Вдруг, отыщу потомственного дворянина или, хотя бы завалящего шляхтича.
— Обязательно найдете. — Тактично согласилась Нина.
— Может и найду. Впрочем, это не обязательно. Помнится, года четыре назад проходил конгресс «Изгнанный Петербург». Я, как спонсор, входил в оргкомитет и насмотрелся на изгнанников из первой эмиграционной волны. Там, где они сейчас живут, на демократически-снобистском Западе, видимо наши голицины-оболенские блещут среди местного плебса. Но манеры подистерлись. Помню потомка князя Репнина. Костюм от Кордена, а под пиджаком — лыжный свитер. Непонятно что лучше делать в таком костюме: заседать на торжественном собрании или рекламировать «Минтон».