— Слушай, юрист, выручай. Тут у нас, кажется, «мокруха», побудь понятым. Сейчас следователь приедет.
На недоуменный взгляд своего бывшего стажера Расков коротко пояснил, что по «02» позвонила какая-то гражданка и сообщила, будто в сквере лежит труп ребенка, а убийца — мать, которая находится где-то рядом.
— Наши «гэзэшники», подлетели буквально через пять минут, смотрят, точно, во дворе колясочка, а там — трупик детский. Я сейчас взглянул — кажется, есть следы удушения. И, представляешь, рядом сидит эта пьяная стерва в обнимку с флаконом «Шипра» и что-то мурлыкает себе под нос (Расков кивнул на заднюю зарешеченную дверь уазика, где очевидно уже находилась эта «стерва»)… Ну, так что, выручишь? А то сейчас с понятыми туго…
Что нынче практически невозможно уговорить какого-нибудь человека, находящегося в здравом уме и твердой памяти, бесплатно тратить время, да еще подписывать потом всякие бумаги, Нертову было прекрасно известно и он, вздохнув, согласился, втайне надеясь, что осмотр будет простой формальностью и много времени не займет.
Действительно, осмотр осмотру — рознь. Когда Алексей еще служил в военной прокуратуре, там подобные мероприятия длились куда дольше, чем в территориальной милиции. Здесь порой весь протокол осмотра трупа занимает пару страниц и составляется «на глазок», а там… Нертов вспомнил, как на сорокаградусном морозе тогда, в Дивномайске-20 собирали из-под толстенного снега гильзы, после того, как на дороге между двумя постами были расстреляны часовой свободной смены и разводящий. Дорога, где произошло преступление, шла по краю сопки, и гильзы из автомата полетели вниз по склону. Так потом солдатики, как альпинисты, повисая на веревках, руками перебирали весь снег, скопившийся за зиму на круче. Пока собрали все, Алексей простудился и чуть ли не месяц кашлял и чихал. Сейчас же никто не позволит себе роскошь несколько часов вымерять рулеткой расстояния от детской коляски до ближайших домов, хотя питерские морозы не чета сибирским. Да и ни к чему это вымерять…
Пока Нертов общался с Расковым, оперативникам удалось найти второго понятого. На эту авантюру подписалась довольно миловидная девушка, вышедшая вскоре после Алексея из галантереи-парфюмерии и неосмотрительно приблизившаяся к милицейским машинам. Не исключено, что кто-то из сотрудников РУВД просто хотел попытаться с ней познакомиться таким образом. Впрочем, девушка не была угнетена происходящим, а напротив, очень заинтересованно, хотя и безуспешно пыталась выяснить у милиционеров, что произошло.
Подъехала еще одна машина, из которой вылез хмурый человек с чемоданчиком и еще один, в черном демисезонном пальто, вооруженный полиэтиленовой папкой, набитой бумагами. «Эксперт и следователь», — решил Нертов и не ошибся.
Человек с папкой начал сразу давать какие-то указания, записал фамилии Алексея и девушки на «шапку» протокола осмотра («Громова. Юлия Михайловна», — представилась она), а потом пожелал пройти к месту происшествия.
— Больной какой-то, — Нертов с неприязнью наблюдал за следователем. — Ходит, важничает. Другой бы сначала попытался спокойно выяснить ситуацию у ранее прибывших, прошел на место, а писанину оставил напоследок. Впрочем, какая разница, может, нынче такой стиль работы в моде?
Тем временем следователь и сопровождающие зашли во двор, который уже старательно затоптали и «гэзэшники», и работники «скорой», и любопытные водители милицейских машин. Тут, наконец, до следователя дошло, что надо бы выяснить толком, что произошло. К нему подвели достаточно бодрую старушку с живыми колючими глазками, поблескивавшими из-под желтоватых стружек мелко завитой челки. На голове у бабули была старомодная шляпка, купленная в каком-то торгсиновском магазине двадцатых годов или в нэпманской лавчонке того же периода. Старушка, предупреждая вопросы, затараторила, что сразу же заподозрила «эту негодяйку» (она махнула рукой в сторону выхода из двора, у которого стояли машины).
— Выхожу я из парадной, а она такая-разэтакая ребятенку своему кричит: «Заткнись, гадина!» и трясти его начала. А он-то, сердешный, так и заходится криком. Я ей говорю, что, мол, ты дитя мучаешь, а она меня так послала… Ну, я ей, правда, сказала, что так нельзя себя вести (Алексей усмехнулся, услышав почти протокольное «нельзя себя вести», представив, как именно эта старушонка сказала «нельзя»).
Далее «Шапокляк» рассказала, что, оскорбленная поведением женщины, она вышла из двора и, купив в ближайшем ларьке у хлебозавода батон, собиралась домой. Тут она увидела, что та самая женщина, но уже без коляски, очень подозрительно оглядываясь, шмыгнула в магазин. Тогда старушка вернулась во двор. Ребенок, оставленный в коляске, молчал.
— Я подошла к нему, чтобы посмотреть, не замерз ли он и, представляете, мой ужас, увидела, что он весь синенький и язычок у него из ротика вывалился, — волновалась старушка, — тогда я сразу же позвонила в милицию…
— Убийцу задержали? — Спросил следователь у оперативников и, получив утвердительный ответ, направился к милицейскому уазику.
Алексея все больше начинало раздражать поведение этого человека. О каком убийце может идти речь, если еще толком ничего не известно? Да, непутевая мамаша задержана. Возможно даже, что именно она и задушила ребенка. Но это только возможно и не повод, чтобы прямо в грязном дворе принародно выносить «судебный» вердикт. Пусть задержанная трижды пьяница, но разве не должен вызывать сомнения факт, что после содеянного она вернулась к коляске и стала спокойно выпивать — распевать около трупа? — Разве что с головой совсем не в порядке. «Не заводись, это не мое дело», — одернул себя Нертов, плетясь за следователем к машинам.
— Женщине на вид было лет сорок пять. Но на самом деле могло быть и тридцать пять и двадцать пять — следы бесчисленных пьянок уже оставили на ее лице ту неизгладимую печать, которая старательно скрывает возраст любой алкоголички, превращая лицо в опухшую маску неопределенного возраста. Женщина, казалось, не понимала, чего от нее хотят, повторяя только вялым, заплетающимся языком, что никого не убивала.
— Ты. Это ты ребенка задушила. — Вещал следователь, брезгливо тыкая в грудь женщине пальцем. — Говори, зачем?
— Почему вы так себя ведете? Перестаньте сейчас же, она же — человек, — вдруг услышал Алексей взволнованный, но решительный голосок, стоящей поодаль девушки-понятой, — вы не имеете права так разговаривать…
Следователь недоуменно повернулся, процедив сквозь зубы:
— Это вы Мне указания даете?
— Да, вам. — Отчаянно повторила девушка, бесстрашно смотря снизу вверх на двинувшуюся к ней фигуру в демисезонном пальто.
Следователь, вдруг задохнувшись от ярости, набросился с бранью на неожиданную защитницу,
— Не лезьте не в свою миску! Здесь я командую, а ваше дело молчать и смотреть, когда попросят. Будете следователем — тогда умничайте, сколько хотите, а мне тут с этой тварью и с трупом разбираться на морозе. Что, не видите, она — убийца? Идите во двор! Ждите, пока вас не вызовут. Эй, кто-нибудь (следователь требовательно махнул рукой ближайшему милиционеру-водителю), отведите ее подальше, чтоб не мешала работать!
Алексей понял: пора вмешаться. «Небось, только по недоразумению попал в следаки и то недавно, а уже такая гнида». — Подумал он про следователя и, с начальственным видом втиснувшись между ним и понятой, с ласково-яростной улыбкой сказал:
— Милейший, если вы уж не знаете, как положено разговаривать с женщиной, так хотя бы удосужились почитать Уголовно-процессуальный кодекс. Неужели теперь понятые, а не следователь вынуждены разъяснять собственные права?
Голос Нертова стал занудливо-нравоучительным как у преподавателя по гражданской обороне или по истории партии. Он, не давая следователю опомниться, начал цитировать УПК: «Понятой вправе делать замечания по поводу произведенных действий. Замечания понятого подлежат занесению в протокол соответствующего следственного действия. Перед началом следственного действия, в котором участвуют понятые, следователь…«, - на последнем слове Алексей сделал ударение и нравоучительно поднял вверх указательный палец, строго поводив им перед носом девушки-понятой, которая перед тем явно обдумывала, что сначала сделать — наговорить милиционеру гадостей или пока промолчать, рассматривая вытянувшуюся физиономию следователя.