В стороне от недорисованной собачки был веселый Микки-Маус с эскимо в лапке. Конечно же, это был Вася, менеджер по маркетингу и рекламе. Глядя на его веселую рожу, никому не пришло бы в голову назвать его Василием Борисовичем. Если Алексей Степанович и Филимонов были старыми кадрами, то Вася появился в фирме всего три года назад. Такому разбитному парню, полному шуток и подколок, не всякий бы одолжил в долг приличную сумму. Но прежний хозяин «Транскросса» с самого начала понял, на что способен менеджер небольшой, разорившийся (не по его вине) конторы. И Вася обеспечил фирме столько заказов в Скандинавии, что полученные доходы составили половину от общей прибыли «Транскросса».
На этот раз Вася был особенно оживлен. Два дня назад он заключил контракт, который сразу же заинтересовал Нину больше прочей производственной повседневки. Клиентом фирмы стал Майкл Джексон. Звезда мировой эстрады и чудо современной медицины в одном лице, завершал европейские гастроли. Он уже отыграл в Скандинавии. В планах оставался только варшавский концерт. И тут менеджер Джексона прикинул, что из Хельсинки в Варшаву можно проехать и через Петербург, выступить там один раз и получить неплохие деньги. Переговоры с российским продюсером заняли полдня. Столь же быстро решился и вопрос доставки аппаратуры. Американская сторона, взглянув на карту, поняла ненужность авиарейса между Хельсинки и Питером. А тут подвернулся Вася, оказавшийся в этот момент в финской столице. И теперь в его кармане лежал контракт на три миллиона долларов.
— Слушай, Нин, — говорил Вася, — все это сильно. Я когда пацаном был и в Питер Макаревич приезжал, помогал ему «квак» тащить. В смысле синтезатор. Вот, думал, какой я крутой по тем временам: самому Макару помогаю. А теперь вожу аппарат Джексона.
Нина долго расспрашивала своего главного рекламиста-маркетанта, как выглядит певец. Но Вася ее разочаровал.
— Что ты. Я даже и близко не подходил. Охрана у него как у президента. Ему поклонников хватает на концертах. А все остальное время сидит в люксе, жует свои вегетарианские салаты.
Пищевые пристрастия певца произвели на Васю особое впечатление.
— Это не человек, а просто Лев Толстой какой-то. Жрет одни овощи. Причем только экологически чистые. В последний момент понадобилось загружать пятнадцатую машину. Я думал, удастся ящики с этими фруктами-корнеплодами распихать по четырнадцати фурам с аппаратом. — Ни черта. Тут и зелень, и минералка, и чуть кукурузная плантация не растет. Я теперь не только хочу увидеть концерт, но и посмотреть, как он все это ест. А ты пойдешь?
Нине пришлось разочаровать Васю. Еще год назад она сходила бы на Джексона, отдав дань, скорее, не вокальному, а сценическому таланту и изобретательному уму оформителей. Однако сейчас у нее на руках были ребенок и «Транскросс». К тому же, после прошлогодней погони на Лазурном побережье и перестрелки на отцовской даче в полтора десятка стволов, она относилась к искусственным звуковым и шумовым эффектам с меньшим интересом.
Поэтому от джексоновской морковки и концертной программы она легко перешла к производственным делам. Вася показал ей текст буклета, дополнение к уже существующей рекламе, предназначенной для торговых фирм. «Наши услуги и Майклу приятны. Чего ждете вы»? — Гласил буклет.
— Пора расширять автопарк. Скоро будут новые клиенты. — Доложил Вася, на всякий случай быстро постучав пальцем по мощной столешнице.
— И через три года придется переименовать трассу «Скандинавия» в шоссе «Транскросс». — Усмехнулась Нина, тоже щелкнув по деревяшке.
Когда за Васей, как всегда звучно закрылась дверь, Нина оглядела лист бумаги. Он был почти весь покрыт рисунками, а значит рабочий день — окончен.
Вот чего она очередной раз не успела сделать, так это заняться своим рабочим местом. Давным-давно намеревалась хоть чуть-чуть его обустроить, но пока лишь повесила на стену «Театральный календарь». В служебном кабинете Даутова можно было с равным успехом управлять крупной фирмой и выносить выговоры по партийной линии. Конечно, стол, похожий на черепаху-земледержицу, можно оставить как экспонат хрущевской (а может и сталинской эпохи). А вот огромный и безликий шкаф, тремя такими деревянными горами можно забаррикадировать Невский, надо заменить чем-нибудь легким и стеклянным. Зато часы в углу кабинета должны быть мощными. Придется поискать их в антикварных магазинах. Казенную же тарелку с циферблатом, тикающую сейчас на стене, снять и в виде премии за безупречную службу подарить уборщице. Кстати, надо разузнать о прежних владельцах особняка. Может, здесь был камин? Восстановить его и обязательно затапливать к вечеру. Ввести для какого-нибудь пенсионера должность истопника. А еще придется подумать о шторах, новом паркете, гравюрах-подлинниках прошлого века, которые должны украсить стены. Вот без чего хочется обойтись, так это без банальных обоев… Но такими делами надо заниматься утром, может днем. К вечеру творческая фантазия истощалась. Пока придется ограничиться одними цветами в каменных и стеклянных горшочках. Главное, пусть их будет побольше.
Была еще одна причина, по которой Климова не торопилась обустраивать свой рабочий кабинет. Она все еще не могла вжиться в новую роль — роль хозяйки транспортной империи северо-запада России и Скандинавского полуострова. Трудно было представить, что сотни грузовиков, тысячи работников принадлежат ей. Бумаги с красивой печатью, на которые полагалось ставить подпись, рабочие встречи, совещания и прочая деловая повседневность, казались ей игрой, неким спектаклем, который должен когда-нибудь кончиться. А стоит ли устанавливать на сцене постоянные декорации?
От всего этого она могла ненадолго отключиться лишь в «Кадмее» — маленькой студии в подвальчике, неподалеку от Александро-Невской лавры. Здесь были друзья, понимавшие в безналичных платежах и проникновениях на рынок конкурента не больше, чем она в технологии ремонта паровозов. В «Кадмее» каждую неделю была новая выставка, читали стихи, иногда совместными усилиями ставили пародийную пьеску. Эта была независимая студия, не имевшая покровителей в городской администрации. Когда Нина в прошлом году после долгой разлуки навестила старых друзей, им уже отключили свет (тупые деятели с районной подстанции не догадывались, что стихи читать лучше при свечах) и намеревались вышвырнуть из подвала, отдав помещение фирменному магазину настойко-водочного завода «Северный олень». Нина спасла «Кадмею», оплатила ее коммунальные долги и сделала ее похожей на монмартрскую студию, насколько позволили тогдашние карманные деньги, выдаваемые отцом. Теперь денег появилось побольше. Хотя времени стало поменьше.
Нина уже собиралась позвонить шоферу, чтобы был готов, но перед этим еще раз взглянула на лист с рисунками. Она ненавидела различные органайзеры, электронные книжки и даже обычные ежедневники. Информацию о мало-мальски значимых встречах Нина запоминала и перед началом рабочего дня записывала все на большой лист бумаги. Похоже, сегодняшняя программа завершена. Или…
Черт возьми! Один из рисунков почти закрыл фамилию. Кто же это? Царев Сергей Борисович. И назначен на 19–00. Нина взглянула на унылые конторские часы. Без пятнадцати семь. Прощай сегодняшний вечер. Кстати, за четверть часа надо бы вспомнить, кто такой Царев и что привело его сюда? Фамилия-то была знакомая.
Тот, кто сказал бы, что для Кости Пещеры не было ничего святого, допустил бы ошибку. Константин Пещерский соблюдал банный день как правоверный еврей Шабад. Конечно, Пещера не отказывал себе в удовольствии провести вечер в сауне вместе со своей командой, когда через два часа и бутылки, и девки идут по кругу. Но такое времяпровождение он считал обычным расслабоном, тем более пацаны, заранее поклявшиеся засунуть мочалку в рот тому, кто заикнется о делах, на самом деле только о них и базлали. В такие минуты Пещера тешил себя мыслью: скоро пятница, а вот тогда будет настоящая Баня.