– Если в течение трех лет после окончания пансиона воспитанница не выйдет замуж, она обязана в течение пяти последующих лет отработать свое содержание и обучение за те годы, что она провела здесь, а затем… затем она вольна жить так, как ей заблагорассудится, – с тайным трепетом договорила я, ибо и боялась, и желала для себя такой участи. – Но, как правило, такое случается крайне редко – Эшвудский пансион славится своими выпускницами, девушкам здесь дают прекрасное образование, готовят к роли супруги, все воспитанницы здесь благородного рода. За здоровьем и… – тут я покраснела, но заставила себя договорить, – …нравственным обликом девушек тщательно следят. Сказывается и отсутствие родителей и назойливой родни, могущей как-то влиять на девушку и вставлять палки в колеса ее супругу. Мужчины ценят все это и готовы платить большие деньги, чтобы заполучить такую жену.
– Ну а если самой девушке никто не приглянется, и она откажет всем претендентам на ее руку? Что тогда? – продолжал допрашивать меня не в меру любознательный джентльмен.
– Увы, такого мы себе позволить не можем, – с горечью ответила я. – Каждая воспитанница ограничена строго определенным количеством отказов, которое варьируется от одного у худших учениц до пяти у лучших. Так что даже если лучшая ученица откажет пяти претендентам на ее руку, за шестого она будет обязана выйти замуж, как бы он ни был ей противен.
– Да уж, незавидная участь, – пробормотал мистер Шарден, со странным выражением глядя на меня. – Ну а вы, мисс Лирьен, сколько можете позволить себе отказов от замужества?
– Два, – резче, чем собиралась, ответила я и вскинула голову – мол, я не жду от вас жалости или сочувствия, или неуместных комплиментов по поводу того, как это несправедливо по отношению к такой замечательной и очаровательной барышне как я. Впрочем, я не дождалась ни первого, ни второго, ни третьего. Мистер Шарден лишь что-то пробурчал себе под нос и задал следующий вопрос, которому я уже даже не удивилась – это было ожидаемо.
– А вы уже отказывали кому-нибудь?
Я бледно улыбнулась уголками рта.
– Нет, мистер Шарден. Вы – первый мужчина, пригласивший меня на свидание за те четыре месяца, что моя анкета находится в Книге невест, что уж говорить о предложениях руки и сердца! Мне их не от кого было получать.
Любезный джентльмен опять не проявил любезность, заверяя меня в несправедливости подобного отношения к столь привлекательной юной мисс, за что я и была ему благодарна, и почему-то сердилась на него, а вместо этого спросил:
– Воспитанницы, чьи анкеты находятся в Книге невест, уже окончили пансион?
– Нет, учебный год у нас заканчивается в августе, просто за полгода до окончания обучения воспитанницам уже начинают подыскивать супругов, а дальше уже от будущего мужа зависит, даст ли он своей избраннице закончить обучение или сразу же обвенчается с ней и увезет домой.
Мимо нас, шурша гравием, прошел садовник, везя перед собой тачку с рабочим инвентарем. Проходя мимо лавочки, на которой мы сидели, он бросил на меня короткий хмурый взгляд из-под густых черных бровей, и я поежилась – мне почему-то было не по себе от этого человека, к тому же, я не могла отделаться от чувства, что уже видела его раньше и отнюдь не в образе неопрятного садовника с копной засаленных черных волос и в запачканном землей рабочем комбинезоне.
– Это ваш садовник? – я вздрогнула, вырванная из тревожного состояния, в которое меня каждый раз погружал этот человек, и взглянула на мистера Шардена. Тот задумчивым взглядом провожал спину садовника, уже удалившегося от нас на приличное расстояние.
– Да. Его наняли месяца два-три назад. Работавший до него садовник ушел на пенсию и ему искали замену.
– Какой молодой…
Громко и торжественно зазвонил колокол и теперь уже мистер Шарден вздрогнул от неожиданности, а затем поморщился.
– Никак не привыкну к вашим порядкам. Что его звон знаменует на сей раз?
– Время ужина, – я улыбнулась. – Идемте, мистер Шарден. Пора вам уделить время и прочим воспитанницам. Вдруг среди них окажется та самая, подходящая именно вам?
Мистер Шарден окинул меня очередным долгим взглядом, заставившим меня покрыться мурашками, поднялся со скамейки и галантно предложил мне руку.