— Правду сказать, сударь, — ответил маркиз изменившимся голосом, — вы ставите меня в очень затруднительное положение. Мотивы моего поведения должны были умереть вместе со мной… Объясняя их, я принужден обнажить перед вами скрытые раны, доверить вам честь нашей семьи и говорить о самом себе, а вы понимаете, как это трудно. Я надеюсь, что все это останется между нами. Вы найдете, конечно, юридическую форму, чтобы выразить ваше решение и не упоминая о моих признаниях…
— Можете быть спокойны, маркиз.
— Спустя некоторое время после моей женитьбы, — начал г-н д'Эспар, — моя жена растратила столько денег, что мне пришлось прибегнуть к займу. Ведь вам известно, каково было положение дворянства во время революции? У меня не было средств ни на управляющего, ни на стряпчего. В наши дни почти все дворяне вынуждены сами вести свои дела. Большая часть бумаг на земельные владения в Лангедоке, Провансе или Конта были перевезены отцом в Париж: отец не без основания боялся розысков, предпринимавшихся в целях уничтожения фамильных бумаг землевладельцев, или, как тогда говорили, дворянских грамот. Мы происходим из рода Негреплис. Д'Эспар — имя, связанное с титулом, приобретенным при Генрихе Четвертом через брак, принесший нам земли и маркизат при условии, что мы соединим с нашим гербом герб старинного беарнского рода д'Эспаров, связанного по материнской линии с домом д'Альбре, — четверочастный щит, по золотому полю три черные перевязи, по лазоревому полю две скрещенные серебряные лапы грифонов с червленными когтями со знаменитым девизом: Des partem leonis[3]. В то время мы потеряли Негреплис, маленький городок, покрывший себя славой в годы религиозных войн, так же как и предок мой, носивший его имя. Вождь католиков Негреплис был разорен пожаром: протестанты не пощадили друга Монлюка. Королевская власть отнеслась несправедливо к Негреплису; он не получил ни маршальского жезла, ни управления какой-либо провинцией, ни награды; Карл Девятый, любивший его, умер, не успев воздать ему должное; Генрих Четвертый содействовал его браку с девицей д'Эспар и закрепил за ним земли этого дома; но все имущество Негреплисов уже перешло в руки заимодавцев. Мой прадед, маркиз д'Эспар, как и я, вынужден был совсем молодым взяться за дела, когда отец его умер, промотав состояние своей жены и оставив ему только земли, перешедшие от рода д'Эспар, но с выделом вдовьей части. Молодой маркиз д'Эспар находился в очень стесненных обстоятельствах, тем более что он нес службу при дворе. Он пользовался благосклонностью Людовика Четырнадцатого, и королевская милость стала источником его богатств. Вот тогда, сударь, и легло на наш герб никому не известное пятно, грязное и кровавое пятно; его я и смываю. Я узнал эту тайну из земельных документов Негреплиса и из старых писем.
В эту торжественную минуту маркиз говорил без заикания, не повторял, как обычно, одних и тех же слов; нетрудно убедиться, что лица, страдающие этими двумя недостатками в обычной обстановке, освобождаются от них, когда страсть вдохновляет их речь.
— Нантский эдикт был отменен, — продолжал он. — Возможно, вы знаете, сударь, что большинству королевских любимцев отмена эдикта принесла богатство. Людовик Четырнадцатый раздавал вельможам земли, отобранные у протестантов, не успевших продать свои владения. Несколько королевских любимцев отправились, как тогда говорили, на охоту за протестантами. Так я убедился, что земли, принадлежащие в настоящее время двум герцогским фамилиям, были отобраны у злополучных негоциантов. Я не стану объяснять вам, юристу, какие сети расставляли беглецам, старавшимся вывезти свои крупные капиталы; скажу только, что владения Негреплис, в которые входили двадцать два прихода и право на город, что земли Граванж, некогда также принадлежавшие нашему роду, были в те времена собственностью протестантской семьи. Мой дед получил их в дар от короля Людовика Четырнадцатого. Дар этот был актом величайшей несправедливости. Владелец этих земель, надеясь вернуться во Францию, оформил фиктивную продажу их и собрался выехать в Швейцарию, куда он уже отправил свою семью. Вероятно, он решил воспользоваться всеми предоставляемыми указом отсрочками, чтобы привести в порядок свои дела. Человек этот был арестован по приказу губернатора, подставной покупатель сознался, беднягу негоцианта повесили, и мой дед, который был замешан в этом темном деле, получил его земли; губернатор был его дядей с материнской стороны, и мне, к несчастью, попалось письмо, в котором дед просил похлопотать за него перед «Богоданным» — так называли короля его придворные. О жертве в письме говорилось в таком пренебрежительно-шутливом тоне, что я содрогнулся. Мало того, деньги, присланные во Францию эмигрировавшей семьей, чтобы спасти жизнь отцу, были приняты губернатором, что не помешало ему отправить беднягу на тот свет.
Маркиз д'Эспар остановился, — как видно, воспоминания все еще угнетали его.
— Несчастного звали Жанрено, — продолжал он. — Имя это должно объяснить вам мое поведение. Я не мог вспоминать без острого стыда о позорной тайне, запятнавшей прошлое нашего рода. Это богатство дало возможность деду жениться на девице Наваррен-Лансак, наследнице всех владений младшей ветви этого рода, в то время более богатой, чем старшая. Так отец стал одним из крупных землевладельцев королевства. Он женился на моей матери, представительнице младшей линии рода Гранлье. Состояние, нечестно нажитое, как это ни странно, пошло нам впрок. Решив немедленно исправить зло, я написал в Швейцарию и не успокоился, пока не напал на след потомков этого протестанта. В конце концов я узнал, что Жанрено, дошедшие до полной нищеты, покинули Фрейбург и вернулись во Францию. И вот мне стало известно, что наследник этой несчастной семьи — господин Жанрено, скромный лейтенант кавалерийских войск Бонапарта. С моей точки зрения, права семьи Жанрено бесспорны. Но, чтобы восстановить их права, надо было привлечь к ответственности фактических владельцев земель, не так ли, сударь? К каким же властям могли обратиться эти изгнанники? Суд ждет нас на небесах, или, вернее, он здесь, — сказал маркиз, ударяя себя в грудь. — Я не хотел, чтобы сыновья думали обо мне так, как я думаю о своем отце и предках: я хотел, чтобы они унаследовали незапятнанный герб и состояние, я не хотел, чтобы мое поведение дало повод считать благородство пустым звуком. К тому же, рассуждая исторически, какое право имеют на земли, добытые преступной конфискацией, эмигранты, восстающие против конфискаций революционных? В лице же господина Жанрено и его матери я встретил щепетильно честных людей: послушать их, так покажется, что они меня грабят. Несмотря на все мои уговоры, они согласились принять лишь то, что стоили эти земли в ту пору, когда наш род получил их от короля. Стоимость эту мы определили в миллион сто тысяч франков, причем они предоставили мне право выплаты по собственному моему усмотрению и без всяких процентов. Мне пришлось отказаться на длительный срок от всех доходов, чтобы выполнить это обязательство. И вот тогда, сударь, рассеялись мои иллюзии относительно госпожи д'Эспар. Когда я предложил ей покинуть Париж и поселиться в провинции, где на половину наших доходов мы могли бы прилично прожить и таким образом скорее выплатить долг, о котором я рассказал ей, не касаясь кое-каких тяжких обстоятельств этого дела, госпожа д'Эспар сочла меня сумасшедшим. Тогда я понял истинный характер жены; она с легким сердцем одобрила бы поведение моего деда, нисколько не думая о гугенотах; испугавшись ее бессердечности и равнодушия к детям, которых она отдала мне без всякого сожаления, я расстался с нею, оставив ей все ее состояние и уплатив наши общие долги. Она заявила, что не желает расплачиваться за мои глупости. Не имея достаточных средств на жизнь и образование сыновей, я решил воспитывать их сам и сделать их мужественными и подлинно благородными людьми. Я приобрел на свои доходы процентные бумаги, мне удалось расплатиться скорее, чем я надеялся, так как я выиграл на повышении процентов. Оставив себе с сыновьями четыре тысячи ливров, я мог бы выплачивать только двадцать тысяч экю в год и освободился бы от лежащих на мне обязательств только лет через восемнадцать; однако недавно я выплатил уже все — миллион сто тысяч франков. Итак, я счастлив, что исполнил свой долг, не причинив ни малейшего ущерба сыновьям. Таковы, сударь, причины, побуждавшие меня выплачивать деньги госпоже Жанрено и ее сыну.