1
На четвертом круге гостья рухнула вместе с мотоциклом у живой изгороди возле ворот — слишком круто повернула. К ней подбежали дети. Гостья приподняла длинную юбку и, показав зеленые чулки, стала потирать колено. Но, очевидно, ушиблась не так сильно — она смеялась и трясла головой с высоко взбитыми золотистыми волосами. Сквозь плотно закрытые окна не было слышно ни хохота гостьи, ни криков детей.
Она снова села на мотоцикл и промчалась мимо дома в сторону теннисного корта.
Секретарь Альфред Вуд подъехал в автомобиле к веранде, взял из рук старшей горничной потрепанный саквояж и швырнул его на заднее сиденье. Судя по этому жесту, цвету его физиономии с квадратным подбородком и оттопыренному правому карману макинтоша, можно было заключить, что его совсем не устраивает поездка в Олдершот, что он с утра принял порцию бренди и решил подкрепляться в дороге. Отсюда следовало, что детей с ним посылать не стоит.
На веранде появилась маленькая энергичная фигурка миссис Дойль. При виде ее Вуд вскочил и вытянулся, как перед генералом. Миссис Дойль сказала ему что-то, тряхнув головой, украшенной, как всегда, ослепительно белым чепчиком.
Стоя у окна, сэр Артур приминал пальцем табак в трубке. Его пышные моржовые усы сердито топорщились.
Вчера вечером в усадьбу нагрянули гости; на этот раз миссис Дойль приехала без всякого предупреждения, да еще в сопровождении пухленькой американки.
Войдя без стука в кабинет сэра Артура и быстро оглядев комнату, она сказала:
— Я видела во сне Луизу и решила навестить ее. Весной легочным больным всегда становится хуже.
— А кто с тобой приехал? — спросил сэр Артур. — Врач?
— Нет, ее зовут Орора Килларни. — Миссис Дойль еще раз обвела взглядом кабинет. — Она специально приехала в Эдинбург, чтобы познакомиться со мной и засвидетельствовать свое почтение… А почему у тебя теперь два письменных стола?
— Второй для Вуда. Когда я диктую ему что-нибудь, он садится туда.
— А где он вообще работает?
— У себя в комнате.
— А у него тоже такие шкафы?
— Нет, все шкафы с бумагами здесь.
— Так вот… когда ты был в Америке, Орора слушала твои лекции в Детройте и Нью-Йорке…
— Постой, мама. Сколько ей сейчас?
— Она сказала, двадцать пять. А что?
Сэр Артур улыбнулся.
— Я ездил в Америку в девяносто четвертом, то есть двенадцать лет назад. Ей тогда было всего тринадцать, а таких девчонок на мои лекции не пускали. Или она врет, что слушала меня, или врет насчет своего возраста.
— Не перебивай меня. Она говорит, что любит читать твои книги, и я ей верю, потому что она знает наперечет все твои сочинения. Кроме исторических. Когда я ей сказала, что видела во сне, будто Луиза поднимается на крышу церкви, — миссис Дойль показала на колокольню, торчавшую вдали над соснами, — Орора сказала, что, очевидно, больной грозит большая опасность и надо сейчас же ехать к ней.
— Она толковательница снов?
Миссис Дойль строго посмотрела на него.
— Она учительница школы в пригороде Филадельфии, преподает алгебру. И страстная поклонница твоего таланта. У нее собраны все твои книги, вышедшие в Америке и у нас, и даже все номера «Стренд-мэгэзина» с твоими произведениями, кроме исторических. И когда я сказала, что поеду к тебе, она чуть не на коленях стала умолять меня взять ее с собой. Сказала, что для нее будет величайшим счастьем побывать в усадьбе Андершоу и увидеть своими глазами, как творит писатель, давший миру гениального героя…
Сэр Артур хмыкнул.
— Она ничего не увидит. Я никого, кроме Вуда, не пускаю в свой кабинет. Ты ведь знаешь об этом.
— Я ее предупредила, что хозяйка усадьбы тяжело больна, уже давно прикована к постели и что ты сейчас не принимаешь гостей, но она сказала, что будет просто моей компаньонкой, а вовсе не гостьей. Шкафы у тебя все новые и вместительные. Запираешь на ключ?
— Нет, а зачем?
— А где та пишущая машинка, которую ты купил в Саутси?
— В комнате Вуда. Он научился печатать на ней. Грохочет, как японский пулемет.
— Орора совсем не гостья, просто приехала со мной. Не сердись, Артур. Ты должен проявлять любезность к своим поклонницам и особенно иностранным. Она ничуть не помешает тебе, поживет недельку, будет вести себя тихо, как мышь.
И вот с утра эта золотоволосая мышь в клетчатой юбке и зеленых чулках бегала по саду, играла в теннис и серсо, каталась в тележке по миниатюрной монорельсовой дороге в нижней части сада и наконец стала показывать свое искусство ковбойской езды на мотоцикле. А скоро попросит дать ей лассо. Несмотря на свое звание учительницы, она ведет себя как подросток. Заметная склонность к полноте ничуть не отражается на ее подвижности. Семнадцатилетняя Мэри и четырнадцатилетний Кингзли в восторге от веселой преподавательницы алгебры.