Вряд ли эти люди собирают свою армию в Токио. Сейчас здесь все настороже. Полиция усилена, сети вытащат столько воров и грабителей, сколько обычно ловят за полгода. Но новая столица стоит на заливе. А что такое корабельная артиллерия, все уже прекрасно знают. Вот с тех пор, как Такасуги Синсаку[40]с моря взял Хаги, так и знают. Три корабля потребовалось на укрепленный город. А в Токио и укреплений-то нет. Одной паники от появления такого корабля хватит, чтобы окончательно дезорганизовать действия правительства.
Столицу можно взять. А вот страну — никак. Слишком многие люди заинтересованы в новом порядке. Крестьяне получили землю, налоги уменьшились где вдвое, а где и втрое. Да, бумажные деньги мало стоят, да, многим бывшим самураям некуда себя девать, да, промышленность развивается недостаточно быстро, чтобы поглотить рабочие руки, да… но это все на поверхности. Недовольные шумят — и их видно. Те, кто доволен, — молчат. Но стоит произойти чему-то, что всерьез поставит их положение под угрозу… Нужно быть очень большим дураком, чтобы за какие-то восемь лет забыть, что такое вооруженный крестьянин. И что происходит при встрече хоть сколько-нибудь обученной группы таких крестьян с самурайским ополчением.
— А мне, — сказал полицейский вслух, обращаясь к фотографии, — почему-то не кажется, что наш кто-то — дурак. И значит это, что, скорее всего, готовится не мятеж, а переворот. Это кто-то изнутри правительства. Или очень близко. Самая работа для меня, ты не находишь?
Человек на фотографии чуть-чуть улыбнулся. Игра света, случайный блик на стекле.
Вот. Еще один запрос и… Что-то еще беспокоило, мешало. Полицейский положил кисточку на подставку, закрыл глаза. Фыркнул. Ощущение неудобства не имело отношения к делу. Просто, уходя вчера из управления, он поймал взгляд своего начальника.
Г-н Кавадзи Тосиёси, бывший самурай из Сацума, бывший патриот и заговорщик, бывший военный, а ныне начальник департамента полиции, смотрел на него сквозь тяжелое стекло кабинета с тем самым выражением, которое старший инспектор терпеть не мог — и в прошлых жизнях, и в этой. Он не умел творить чудеса, инспектор. Он уже проиграл одну войну — кому-кому, а Кавадзи это должно было быть известно лучше прочих.
Ты делаешь все, что должен, и все, что можешь, — и кое-что сверх того, и выходит так, что этого недостаточно. Иногда все, что остается, — просто умереть с людьми, которые тебе верили. А бывает, что даже это не получается, Кавадзи-сан. Бывает так, что это Айзу[41], — и у противника просто слишком много людей и оружия, вы ведь помните, как это было, Кавадзи-сан? И человек приходит в себя неопознанным в лагере для военнопленных — а дома у него уже нет… Бывает так, что это Эдзо[42], и случайная пуля, и республика, которая сходит на нет, потому что ее уже некому защитить.
«Ну и что? — удивляется красавец на фотографии, человек, умерший на неделю раньше своей республики. — Ну и что? Какая тебе разница, кто на что надеется и каков будет исход — ты же все равно не станешь делать меньше. Иди спать, тебе завтра еще работать и работать».
Лед не перегорает, нет. В уставе Синсэна нет пункта об отставке. Ни для живых, ни для мертвых. Командир третьего звена смотрит на своего фукутё. И улыбается в ответ.
День клонился к вечеру, когда высокий полицейский в надвинутой на лоб фуражке подошел к воротам паровозных депо токийской станции. Рабочие уже расходились по домам. Полицейский перехватил у ворот какого-то человека в европейской рубашке и куртке, но в старых заляпанных мазутом штанах-момохики и сандалиях на веревочках и спросил, как ему найти господина инженера Асахину.
— А, — отозвался тот, — так господину инспектору в контору надо. Вон туда, — он махнул рукой, указывая, куда именно. И почтительно добавил: — Господин инженер еще задания на завтра дают.
Он был явно горд причастностью к стальным заморским чудищам и завтрашним планам господина инженера, имя которого произносилось с почтительным придыханием. Полицейский вежливо поблагодарил и прошел, куда указано. А рабочий еще какое-то время стоял, пытаясь понять, что показалось ему таким неправильным. А потом улыбнулся и пошел своей дорогой. Мечи-то правительство запретило всем, даже своим военным. Полиции выдали заморские сабли и дозволили носить в ночную смену — когда дубинкой можно и не отбиться. Но природу не переделаешь — вот и сажают полицейские новые клинки на привычные длинные рукоятки. Начальство ворчит, конечно, но тоже… понимает. Если бы рабочий лучше разбирался в оружии, он понял бы, что у встреченного им полицейского от старого меча не только рукоять, но и клинок, — и тогда, пожалуй, испугался бы. Не ходят хорошие люди по улицам с запрещенным оружием. Но рабочий разбирался в рельсах и костылях.
Здание конторы было европейским, с большими застекленными окнами и распахивающимися деревянными дверями. Полицейский постучал в нужную и вошел.
Господин инженер сидел за столом — таким же неуклюжим, как в полицейском управлении, — и, обхватив голову руками, смотрел в сегодняшнюю газету. Вряд ли содержание первой страницы отличалось от вчерашнего.
— Чем могу быть полезен? — невыразительным голосом спросил он.
Полицейский не ответил, разглядывая его. Инженер, наконец, поднял голову и, прищурившись, посмотрел на вошедшего. Встал — одним плавным быстрым движением. Полицейский усмехнулся уголком рта и снял фуражку.
Они стояли неподвижно, глядя друг на друга. Два человека в тесных заморских костюмах, между ними — широкий европейский же стол, и тень креста от чужеземного оконного переплета ложится на разбросанные по столешнице бумаги и стопку английских книг. Но время стремительно откатилось назад, в те года, когда подобная встреча не могла закончиться ничем хорошим.
Они знали друг друга — Асахина Ран, ронин из Мито, патриот, бывший хитокири[43], бывший телохранитель и агент Кацуры Когоро — и Сайто Хадзимэ, ронин из Айзу, бывший командир третьего звена Синсэнгуми. Инженер Асахина смотрел на меч на поясе.
— У меня есть разрешение, — улыбнулся инспектор. — Если вас именно это беспокоит.
Асахина не ответил. Смотрел и ждал. Он и в прежние-то времена говорил мало. Последний раз он видел Сайто еще в ту войну, мельком, в Айзу, во время осады замка Вакамацу, и был уверен, что штурма тот не пережил. Но вот он, в форме полицейского инспектора, с японским оружием и разрешением на него. Лжет? Нет. Значит, и форма настоящая, и разрешение действительно есть, и кто-то в управлении знаком с подлинной биографией посетителя. Вероятно, кому-то там нужен человек, который занимался бы и теперь тем же, чем занимался раньше. Следователь и убийца одновременно. Следователь, которого в случае чего очень легко убрать, — не нужно даже искать повод, достаточно назвать имя.
— Ваш покорный слуга рад впервые предстать вашим очам, — сказал инженер. Сайто оценил иронию того, что было сказано. Услышал и то, что сказано не было: «Вы пришли ко мне, не я к вам». — Садитесь, пожалуйста…
Интонация предполагала продолжение: «…господин… кто?»
— Инспектор, — полицейский прищурился. — Меня зовут Фудзита Горо. Да,— кивнул он, — вполне легально. Уже год.
— Ваш покорный слуга так и подумал.
О да, полицейский с запрещенным оружием заметен, как дракон в бочке с дождевой водой.
Хозяин кабинета указал гостю на стул, сел сам, положил руки на стол. Тень оконного переплета сползла со стола на пол и стену. Газетный заголовок кричал — «Убийство его превосходительства Окубо Тосимити!»
Поверх лежал недописанный лист доклада — взгляд инспектора поймал новое слово «кикан», двигатель. У господина Асахины был прекрасный почерк. Впрочем, с фехтованием у него дело обстояло не хуже, чем с каллиграфией.
40
Один из лидеров Исин Сиси провинции Тёсю, создатель первой внесословной армии. Фактически гражданская война 1868 года началась, когда Исин Сиси под его командованием при помощи корабельной артиллерии взяли город-крепость Хаги, до той поры считавшийся неприступным.
41
В ходе войны сторонников сёгуната с новым правительством часть армии сёгуната отступила в провинцию Айзу, сохранившую верность Токугава. Кампания там была крайне жестокой и сопровождалась большими жертвами среди гражданского населения.
42
На острове Эдзо, ныне Хоккайдо, располагался последний очаг сопротивления новому режиму («республика Эдзо»), возглавляемый Эномото Такэаки (впоследствии — командующим военно-морских сил Японии) и Тосидзо Хидзикатой. Хидзиката погиб на Хоккайдо от шальной пули.
43
Хитокири — от слов «хито», «человек» и «киру» — «резать, рубить», то есть, «головорез». Так называли политических террористов, убивавших чиновников сёгуната.