— И в самом деле, — хмыкнул Харада, поднимаясь. — Почему это должно что-то менять.
Выпрямиться во весь рост он не мог. В этом отнорке не смог бы и Асахина. Здесь люди вгрызались в землю, стоя на коленях, словно творя молитвы богу горы. И Харада, некогда гордый бесшабашный Харада, уходил согнувшись.
Оказывается, можно сгореть и так. Даже не в головешку. В отсутствие, сохранившее форму головешки.
Полицейский подумал, что Харада, наверное, завидует ему. Это он зря.
Черно-белая тень демона-они на стене одобрительно кивнула инспектору.
Асахина не видел, куда поволокли Сайто, — заметил только резкий рывок в темноту, яснее ясного говорящий, что за тварь ухватила инспектора. Инженер искал любой возможности попробовать мечом хоть одну такую — но против него выслали людей. А людей убивать без нужды он все-таки не хотел. Впрочем, его противникам тоже не повезло. В тесной шахте не размахнуться как следует, не перейти в высокую стойку — а драться, нанося колющие удары, ребята Ато не умели.
Потом им стало еще труднее — несколько тел загородили проход. Стрелять они, видимо, не решались. Правильно не решались, газ в шахте точно есть, если он взорвется, не поздоровится даже кёнси.
Асахину заперли в тупике, куда пришлось нырнуть, когда Сайто уже не мог прикрывать спину. Он понимал, что дело безнадежно, — а его противники понимали, что он это понимает, и отчетливо осознавали преимущества его положения. Им не хотелось умирать, а он был готов. Им не хотелось отвечать перед старшими за побег Асахины, а он отвечал только перед собой и тем, кого они не знали.
Они начали тянуть время — наверное, хотели подождать, пока погаснет светильник, чтобы ночные убийцы смогли атаковать в темноте. Асахина знал, чего ради его уговаривают сдаться, — и готовился к прорыву, собирая силы: в затхлом, влажном воздухе подземелья они уходили быстро. Но он недооценил крестьянскую смекалку: первый же его удар увяз в чем-то жестком, никак не похожем на человеческое тело — и это что-то, в полумраке принятое им за человека, тут же швырнули на него. Высокая корзина для угля. Не давая опомниться, на него обрушили вторую и третью корзины — а там уж выбили меч и принялись топтать ногами.
Они могли и убить — с перепугу и от злости, — и нельзя было сказать, хорошо это или плохо. Боль уже ощущалась как тепло. Инженеру удалось, наконец, найти точку опоры — и в этот момент свет вспыхнул, а потом погас.
Возвращение было как подъем с глубины: сначала свет, пойманный сквозь ресницы. Потом — ощущение тела. Потом — вкус. Приятный, свежий, прохладный вкус ледниковой воды на вздутых губах и сухом языке. А потом — звук. Мелодичный, как звон колокольчика, который вешают в доме, чтобы отгонять злых духов и призывать добрых.
— Асахина-сэнсэй! Очнитесь, пожалуйста, Асахина-сэнсэй!
Остаток воды госпожа Мияги плеснула ему в лицо, и он разлепил веки.
Госпожа Мияги была исключительно хороша собой. Отрада для глаз. Особенно сейчас — когда в ее собственных глазах стоял стеной настоящий испуг. Неподменный.
Она была хороша. А вот все остальное — не очень, потому что связали инженера с той же крестьянской основательностью, с какой ловили. Рук и ног он не чувствовал, да, в общем, и не видел — от любой попытки приподнять голову веревка врезалась в горло.
Асахина осмотрел помещение. Земляной пол, низкие скамьи вдоль стен, в углу бочка с водой, посередке очаг, окон нет — похоже на караулку при шахте. Асахина прикрыл глаза и опустил голову. Забавно — в юности он готовил себя и к такому повороту событий, но никак не предполагал, что это случится на одиннадцатом году после Бакумацу. Впрочем, все когда-нибудь кончается — и везение тоже. К нему и так были слишком добры.
Увидев, что он жив, госпожа Мияги сменила тон.
— Не пытайтесь притворяться, будто снова лишились чувств, господин инженер. Иначе я суну вам за пазуху раскаленный уголь.
— Я не притворяюсь, — сказал Асахина, чтобы попробовать, как слушаются губы и голос. — Мне просто не хочется на вас смотреть, госпожа Мияги.
— Боитесь? — женщина снова мелодично засмеялась. Нет, явно не тех духов приманивал этот колокольчик. — Правильно делаете.
Ну что ж, значит, общение с бесами способность читать мысли человеку не дает. Это хорошо, потому что в книгах оно очень уж по-разному описывалось. Это хорошо, а вот веревки… даже если их сейчас разрежут, он какое-то время не сможет двигаться. Раньше… раньше он мог почувствовать и заставить подчиниться едва не каждую мышцу… Конечно, он попробует — что терять, — но… десять лет назад он был на десять лет моложе.
Тонкие пальчики извлекли из-за пазухи омаморибукуро и сорвали с шеи шнурок. Асахина раскрыл глаза.
— Смешно, — женщина расшнуровала мешочек и вынула крест. — В Сан-Франциско этой дешевки полным-полно. Что в этом такого страшного для Дзюнъитиро? Вы не объясните мне, Асахина-сэнсэй?
— В нем — ничего. Это не амулет, госпожа Мияги. Это из тех вещей, которые носишь, когда любишь.
— Тогда поступим просто, — женщина бросила крестик в очаг.
Асахина не мог пожать плечами.
— Он расплавится.
Шевеление воздуха. По ту сторону очага возник Ато.
— Ты здоров! — женщина поднялась ему навстречу. Сейчас, в сравнении с ним, она больше не казалась изящной — напротив, ее движения выглядели медленными и неуклюжими. — Вот, я выбросила его амулет в огонь. Теперь ты можешь коснуться его. Можешь делать все, что хочешь, — она кокетливо опустила глаза. — Кроме того, что обещал мне.
Ато покачал ладонь над огнем, поморщился. Посмотрел на инженера. Нет, не на инженера, конечно, на того, кого видел на месте инженера.
— Мы поговорим об этом позже.
Разговор действительно приходилось отложить — потому что в караулку влетел господин Мияги — и тут же возмущенно замахал руками.
— Что это вы наделали! Что это вы себе позволяете! Это был мой охранник, а не какой-нибудь крестьянин! Он, кроме всего прочего, спас вашу скверную жизнь!..
— Мне нужно было встать на ноги, — раздраженно бросил Ато. — Я не могу вести отряд с дырявой грудью.
— У вас же есть он! — закудахтал господин Мияги, показывая на инженера. — Мы потеряли шестерых — а ведь каждый штык на счету! И теперь вы выпили моего охранника!
— Он годится на большее. В отличие от вашего охранника.
Асахина посмотрел на господина Мияги и подумал, что на его месте хотел бы оказаться даже меньше, чем на своем. Много меньше. А господин Мияги по-прежнему ничего не понимал. Так бывает с глупым фазаном, который продолжает распускать хвост, не видя, что его уже заметила лиса.
— Из-за вас, — он ткнул пальцем в Ато. — Из-за ваших старых счетов погибли высокопоставленные чиновники, а мы вынуждены выступить на двое суток раньше задуманного! По-вашему, хозяин так это оставит?! Не подходи ко мне! — заметив, что Ато шевельнулся, промышленник выхватил из рукава пистолет. — У меня серебряные пули!
Ато усмехнулся. Он явно хотел, чтобы Мияги замечал его движения. До того момента, когда он окажется рядом, — быстрее, чем пуля.
— Супруг мой, — проворковала женщина и, едва Мияги развернулся к ней, — ударила его своим пистолетом по скуле.
— Супруг мой, — пропела госпожа Мияги, — вы позволяете себе слишком много. Толстый болтливый дурак.
Ему бы стрелять сейчас — но он какую-то долю секунды пытался выбрать между Ато и изменницей женой, и этого Ато вполне хватило, чтобы взлететь над очагом и, рванув пистолет, сломать заодно и руку. Господин Мияги закричал, но крик тут же задохнулся в ледяных пальцах Ато.
— Если бы ты не угрожал мне, — просипел Кагэ, — ты бы пожил немного дольше, болван.
Оба — и Ато, и госпожа Мияги — стояли теперь к инженеру спиной, а прижатый к стене господин Мияги — помучневшим лицом.
— Видишь ли, — любезно пояснил Ато, — твой охранник мало на что годился. Ты тоже душонкой не вышел, но вдвоем вас хватит, пожалуй.
Лица Ато инженер видеть не мог, но знал, что тот улыбается.
— Ты что, и вправду думал, что господин потерпит таких, как ты, на нашей земле хоть на минуту дольше, чем нужно?